Из неизвестных писем императрице, так и не написанных
рабом Божиим Григорием Распутиным
во время паломничества в Иерусалим в 1912

Теперь иду вдоль озера, где сам
Спаситель аки посуху, по водам
Ходил когда-то… Нынче хороводом
Здесь пляшут иудеи… Чудеса…
Я повидал их много на веку,
Но чтоб таких, в портках смешных и куцых...
Деревни их кибуцами рекутся,
И там… Да-да, евреи на току,
Идут по пашне да пасут коров,
И многие кумекают по-русски.
Я к доктору ходил. Еврей бобруйский.
Изрек, что я практически здоров.
Всего ощупал, Господи прости,
Бил по ногам каким-то молоточком,
С лица, как твой лейб-доктор Боткин точно…
Сказал, что мне четыре дня пути.
Еще совал какой-то порошок,
Но горький. Я потом полдня плевался.
Настаивал, чтоб я не волновался…
Уж лучше бы плеснул на посошок.
Я знаю, что паломникам ни-ни…
Но ведь меня намедни лихорадка
Трясла… И не мешало б для порядка
Здоровье подкрепить в такие дни.
Что Петербург? Меня забыли, чай,
Придворные ручные обезьянки?
Столыпины, гучковы да родзянки,
И иже с ними? Экая печаль…
Но ничего… Бог даст, еще вернусь,
Подкину им чего-то для затравки…
Сама-то как? Бадмаевские травки
Весною в самый раз, в такую гнусь,
Когда тебе ни ночи нет, ни дня...
Сама-то не ходи. Пусть сходит Анька.
Бадмаева пасет твоя охранка,
Еще, пожалуй, хлеще, чем меня.
И поделом… С его гнилым нутром…
Он, как паук, хватает ротозеев.
Но полноте, его тибетским зельем
Мы все-таки поддерживаем трон.
Господь не выдаст и свинья не съест,
Не вздумай только брякнуть что-то дяде...
У дяди вся охранка на окладе.
Не веришь? Побожуся! Вот те крест!
Я, матушка, не знаю языков,
Но мне Господь недаром дал пророчить.
Султан турецкий тоже очень хочет
Расеи окровавленных кусков.
Я есть мужик, крестьянин, черна кость,
Я в вашу дипломатию не лезу.
Не дай Господь Руси ковать железо
На меч, царица… Лучше на покос.
Чтоб только пот на белизну рубах
Пролился во двенадцатое лето…
Мне страшно… Мне так часто снится это…
Солдатики убитые в гробах…