...Рим в передозе может надоесть.
Дома в один сливаются, и статуй
не счесть за нескончаемой толпой.
Да, всякой твари нужен водопой,
двуногой и бесхвостой ли, хвостатой...
Верблюду даже тоже надо есть.

И вот он я, нежданной тени рад,
горящий взор, неровная щетина,
свинец усталых плеч под рюкзаком,
нарушив свой неписаный закон,
присел на Ларго Торре Арджентина,
на первой из пустующих веранд.

День близился к закату. Пестрый шквал
туристских толп редел. И я, скиталец,
тупым ножом пытался резать стейк.
Покойный бык был, видимо, из тех,
что помнят Муссолини... И китаец
напротив мне приветливо кивал

из сувенирной лавки. Вечный зов
авантюриста подавляет голод.
Так, чаевые искренне зажав
(к такому мясу - не точить ножа?),
но не зажав скабрезного глагола,
спустя минуту и без тормозов

я торговался с лавочником, как
видавший виды тертый левантиец,
за всякую поделочную чушь.
Я сувенирным лихорадкам чужд,
но, как всегда, коллеги спохватились -
тому магнит, другому ангелка...

Шел разговор неспешно. На глазах,
как первый снег, подтаивали цены.
Был вскоре найден некий компромисс.
Я рассчитался с молчаливой мисс,
кассиршей и свидетельницей сцены,
и, бросив споро на спину рюкзак,

пробормотав, мол, thanks, it was good deal,
пошел по людной улице, витая
в прекрасной неге римской суеты,
где столько икр и грудей литых...
Но сын континентального Китая
никак из головы не выходил.

По всем законам самых пошлых пьес,
уже почти дойдя до сердца гетто,
я, говоря на сленге, доволок,
что весь наш с этим парнем диалог
прошел на итальянском... С края света
товарищ, а вот si же вместо yes...

И, пробурчав в сердцах: "Япона мать!",
я тут же вспомнил об одном народе,
который братским мнил себя века
другому... Но в вопросах языка,
хоть и смышленый, и незлобный вроде,
отказывался напрочь понимать...

Что ж, братство проверяется в бою.
Все ясно на Днепре, на Селигере,
все правы, святы, истовы и злы,
и предпочли мечом рубить узлы...
Китаец знает мову Алигьери,
а в драке знать не надо и свою...