Иосиф Б. к пятнадцати годам
решил, что в школе пропадает втуне
его талант... Был город сер и строг,
как, в общем, подобает городам...
Препоручив Эвтерпе и Фортуне
себя, наш отрок перешел порог,

который отделил его от тех,
кто мирно брел накатанной дорогой
тогдашней жизни.... Школа, институт,
мехмат, к примеру, или же физтех,
НИИ, жена, пеленки при убогой,
но правильной, как представлялось тут,

действительности.... Шел тяжелый снег,
следы, как напечатанные Брайлем,
тянулись к привокзальной... Да, вокзал...
Врата свободы, виденной во сне.
Впоследствии крещенный сын Израйлев
еще ни слова миру не сказал.

Он просто шел, неся слова в груди,
расхристанный и рыжий, низкорослый,
без шапки, планов, бед и очага...
У рыжего все было впереди.
Марина, эмиграция и Осло,
Ахматова, Карл Проффер, Мичиган...

Запутанной судьбы его клубок
с тех самых дней причудливо размотан
был так, как он не мог бы и просить
чтоб тот, кто этим заправляет... Бог?..
Чтоб с Пестеля транзитом через Мортон
до Сан-Микеле... Впрочем, на Руси

поэтам редко достается лавр,
скорее терн... Здесь не было и терна.
Он просто получил пинок под зад.
Поплакал, но была к нему мила
Фортуна, и Америка утерла
его слезу... Да и была ль слеза?

Тогда, среди эпической зимы,
на грани первой оттепели пробной,
Иосиф выбрал этот битый шлях,
не зная ничего, что знаем мы
о славе и при жизни, и загробной,
о том, что смерть пометкой на полях

пройдет за ним с косою по пятам,
что ангел одиночества конвойный,
над рыжим меч эпохи преломив,
не даст ему спастись ни здесь, ни там,
подпитывая героизм невольный...
И жизнь однажды превратится в миф.