Из неизвестных писем императрице, так и не написанных
рабом Божиим Григорием Распутиным
во время паломничества в Иерусалим в 1912

Как жутко вам, наверное, в стране,
Где сплошь и рядом эдакие лица...
Ваш пастырь соизволил поделиться
Со мной пережитым... И нынче мне
Не спится... Да... Какой тут к черту сон,
Когда судьба людей и целых наций
Зависит от цепи галлюцинаций.
История, конечно, колесо...
Нет, я ничуть не поучаю вас.
Я даже не статист в великой драме,
Но... Пастырь ваш имел виденье в храме.
Его довольно сбивчивый рассказ
Меня, признаться, очень поразил .
Он не совсем укладывался в ложе
Прокрустово диагноза... И все же
Я изложу его по мере сил.
Он появился в храме после трех,
Служители готовились к вечерне.
Среди толпы паломнической черни
Бродил он сам не свой, и что-то рек
Бессвязно... А потом застыл,
Как камень, у армянского придела.
С иконы прямо на него глядела
Его жена Прасковья... "Что ли, стыд
"Бы поимел, бродяга и варнак...
"Прийти сюда в царицыном исподнем.
"Уж не позорил бы в дому Господнем..."
Его сразил, как пуля, этот знак.
И тотчас он увидел, что предмет,
Которым он гордится жизни паче,
Уходит от него... Никак иначе.
Ощупал пах и охнул. Пусто. Нет.
Он сразу увидал его в толпе.
В рост человечий, в кайзеровском шлеме,
Его biroute ходил промежду всеми,
То молча, то фривольно что-то пел...
Казалось бы, никто не замечал,
Что член по храму бродит деловито,
Но тут при нем образовалась свита...
И ваш паломник дико закричал.
Еще бы... Ведь за членом брел и царь,
И вы, и дети, и толпа придворных,
Священников и думцев, и проворных
Филеров, журналистов... И конца
Процессии той не было... "В аду,
"В аду тебе теперь гореть, Расея!
"Я нынче вам поля свинцом засею,
"Кровавой кашей на лугах взойду!"
Ваш пастырь тут же бросился хватать
Его, упрятать, водворить... Но, прыткий,
Biroute скакнул к монашке-кармелитке,
И как сквозь землю... "Чисто аки тать", -
Добавил пастырь ваш, потом примолк,
Ощупал пах, уверовать не смея...
"Ох, барин, нехорошие знаменья...
"Кабы я только что-то сделать мог".