Из неизвестных писем императрице, так и не написанных
рабом Божиим Григорием Распутиным
во время паломничества в Иерусалим в 1912

За то тебе я бью поклон земной,
Помазанница Божия, царица,
Что у германца этого в больнице
Не бросила меня. Пришел за мной
Надысь высокий чин, архимандрит,
С письмом твоим... И этот лекарь чертов
С ним просудачил битый час о чем-то,
Но отпустил. Горячка, говорит,
Моя прошла без всякого следа.
Кой хрен меня держать? Я что, калека?
Мне грек один тут сказывал, мол, лекарь
Писал тебе про то, что я видал
В канун великой Пасхи наяву...
Небось приврал... Но ты мое уменье
Распознавать небесные знаменья
Проверила не раз... Вот приплыву...
Архимандрит же мне велел вчерась
На пароход из Яффы до Одессы
Немедленно садиться... Мыслям тесно
Во мне, царица, тесно так, что страсть!
Меня Господь направил в этот мир.
Как ни меняй столыпиных и витте,
Один лишь я надежа, избавитель,
Поэтому и избран меж людьми.
Молись, царица, не жалей колен,
Заступнице и Спасу на Покрове.
Я видел кровь. Я видел много крови,
Я видел запустение и тлен,
Повергнутые наземь купола,
Разграбленные царские покои,
И двух коней, царица. Эти кони
Расею разрывали пополам...
Ан не бывать тому, пока я жив!
Я ж конокрад. Что красный конь, что белый
Подвластны мне. Ты это... Вот что сделай...
Ты там царю при случае скажи...
Как ты его там кличешь, то бишь? Ник?
Шепни, что странник предвещает беды...
С утра скажи, пока не пообедал,
Не заложил еще за воротник.
Так и скажи, что не на то ж он царь,
Чтоб дочками и клумбой заниматься...
Пущай возьмет с проклятого германца
Особенную клятву, с подлеца,
А то... Чудны Господние дела...
Придет война, а с ней и эти кони,
Пока однажды маленький полковник
Охранки не закусит удила...
Но нет, пожалуй... Нет. Я жив еще,
Династия жива моей молитвой.
Что? Проклянет меня митрополит твой?
Я не его знамением крещен.
Плевать хотел я на его клобук,
Пусть не суется, если не просили...
Он, ирод, супротив меня бессилен.
Спаситель Гришка едет в Петербург.