Среди бомжей и расписаний, Колбасных шкурок и бутылок Сидим и изучаем с Аней Какой-то выбритый затылок. Он как-то смотрится нелепо, Такие видишь здесь нечасто. Ах, Аня, дернуло налево, Теперь приходится бросаться. Толстой велел, и не поспоришь, Лишь мысли носятся, как птички: Какой бы выбрать скорый поезд, А впрочем, есть и электрички. Москва – Владивосток – глобально, В каком-то всероссийском стиле, Как будто друг на друга лбами Кидаемся среди России. Бьют похоронные оркестры, Лежат медали на подушках, Нет, Аня, здесь тебе не место. Пока сиди, моя подружка. Промчался рижский заграничный, Духи рассеяв по вокзалу. Мы петушинской электрички Дождемся, нам осталось мало. Там, только там, в начале - Слово, Вскрывают ангелы посуду За Аню, Вронского, Толстого, И за Фру-Фру не позабудут.
Ну ладно, пусть не в рисе. Сингапур трещал по швам от всяких-разных Юр, а между тем, Борисов на диване читал газеты незнакомой Ане. Заваливался набок экипаж - в Париже, кстати - от различных Саш. А между тем, известный Александр не пыль в глаза пускал, а кориандр - продукт, давно приравненный к валюте! Еще стихи читал одной Анюте - лирично, про нежнейших мотыльков, а после уводил ее в альков...)
Признаюсь, дело было не в Макао И не в Гонконге и вообще нигде. А я себе лежал и пил какао, А Энн же проводила дни в труде. Она скоблила пол в моей фазенде И прогоняла ящериц в леса, А я ее портретики на стенде Развешивал и жалкий круассан Давал на завтрак, вместе с чашкой кофе, Любви же я не предавался с ней. Я был печален, все мне было пофиг, Поскольку я хотел попасть в Бруней. Вот там меня ждала одна на свете, У берега держащая отель. Она меня заманивала в сети, Ловила и валила на постель.
Аня ранима, как райская птичка, Просто она говорлива немного. «Аня, во всякой ты бочке затычка, - Папа твердил ей печально и строго. - Кончится плохо девичья дорожка, Петька тобой овладеет и Васька, И Берлиоз пострадает немножко От по ошибке пролитого масла». Анна подумала только мгновенье, И возразила папаше ответом: «Я божество и притом вдохновенье, Ты же не сможешь поспорить с Поэтом». Папа стаканчик дерябнул с мороза, Плюнул на ряд недостатков девицы. Васька. Петро, голова Берлиоза… Кто из них с Пушкиным может сравниться.
предпочитал к кальяну из всех тётей
всего одну. И, падая в нирвану,
твердил баритонально: "Анну! Анну!")
Предпочитал с кальяном есть картофель,
И именно поэтому желанна
Была ему официантка Анна!
Брал женщин без кальяна - просто так.
Шли на ура Анюты,Маши,Лиды,
Пленённые его мужским либидо!
Для возбужденья пил ибупрофен,
И на его филиппики во ржи,
Как мотыльки, слетались госпожи.
Сбежала в то же самое мгновенье.
И как же, Юра, будем мы, скажи,
Жить без прекрасной этой госпожи!
играет в поддавки с мадам Старших.
А где-то далеко, в посевах риса,
пленят юных Ань поэт Борисов)
летели косяки ничьих либид,
наручников, хлыстов и просто плёток -
необъяснимо время перелётов...))
Я в рисе не был, Саша был не там.
И среди Ань знакомых у меня
В теченье жизни не было ни дня.))
трещал по швам от всяких-разных Юр,
а между тем, Борисов на диване
читал газеты незнакомой Ане.
Заваливался набок экипаж -
в Париже, кстати - от различных Саш.
А между тем, известный Александр
не пыль в глаза пускал, а кориандр -
продукт, давно приравненный к валюте!
Еще стихи читал одной Анюте -
лирично, про нежнейших мотыльков,
а после уводил ее в альков...)
Но поддаваться так приятно Сашке
Анютам, Лидам, Машам и Еленам...
Готов он быть у них сегодня пленным.
И не в Гонконге и вообще нигде.
А я себе лежал и пил какао,
А Энн же проводила дни в труде.
Она скоблила пол в моей фазенде
И прогоняла ящериц в леса,
А я ее портретики на стенде
Развешивал и жалкий круассан
Давал на завтрак, вместе с чашкой кофе,
Любви же я не предавался с ней.
Я был печален, все мне было пофиг,
Поскольку я хотел попасть в Бруней.
Вот там меня ждала одна на свете,
У берега держащая отель.
Она меня заманивала в сети,
Ловила и валила на постель.
Вечно с Аней происходит чертовщина:
Лужи масла, безголовые тела,
Одуревшие от ревности мужчины,
Шуры-муры - треугольные дела.
Знает Аня – хрен не слаще редьки…
Так зачем же (хрен её поймёт)
То с Василиванычем, то с Петькой
С головою прыгает в омёт?!!
Господа-товарищи, минуту,
В этой заморочке непростой
Виновата вовсе не Анюта,
А Булгаков, Фурманов, Толстой.
Аня ранима, как райская птичка,
Просто она говорлива немного.
«Аня, во всякой ты бочке затычка, -
Папа твердил ей печально и строго. -
Кончится плохо девичья дорожка,
Петька тобой овладеет и Васька,
И Берлиоз пострадает немножко
От по ошибке пролитого масла».
Анна подумала только мгновенье,
И возразила папаше ответом:
«Я божество и притом вдохновенье,
Ты же не сможешь поспорить с Поэтом».
Папа стаканчик дерябнул с мороза,
Плюнул на ряд недостатков девицы.
Васька. Петро, голова Берлиоза…
Кто из них с Пушкиным может сравниться.
И не причём пресловутое масло...
Только среди украинских моделей
Именно Анна смертельно опасна.
«А для меня прекрасней Анны нет.
Из сотен Анн я выбираю Анну,
Которая со мной вместится в ванну!»
И в ванну влезть не мог ни с кем из Анн...
Он при таком раблезианском пузе
Мог поместиться с Анной лишь в джакузи!
Он и в джакузи залезал один
И горевал: «Озера и моря,
Вас столько с Аней вытеснил зазря».
И что, чем все закончилось? Электричка не опоздала?
Привет, Юра)
Нет, Ирочка, эта электричка не опаздывает, она приходит тогда, когда нужно, и в этом вся наша надежда.
Привет)))