Мы с тобой, дорогой field commander Cohen,
брали не города, но кварталы, провинциальные монпарнасы.
И какие-то птицы срывались с обшарпанных колоколен.
Мир был мал, но прекрасен, а иногда приколен.
В горизонт стрелой уходила насыпь,
по которой завтра был должен вернуться поезд.
У моста позапрошлого века плескались дети.
Цитадель длинноногой веснушчатой мисс Добродетель
постепенно сдавалась. Конечно, сперва по пояс,
а затем уж, как водится... О вендетте
городскому грезили все дембеля района.
Теми летними, жаркими, сказочными ночами
целый мир завертелся юлой на темном мужском начале,
будто бы на оси, воспетой во время оно
комсомолкой, спортсменкой, картинно не ведающей печали.
И сияли звезды сквозь дыры в крыше на сеновале,
как нигде, никогда, ни на чьих погонах.
Дорогой field commander, мы знали толк в самогонах,
а кукушки таинственно, вкрадчиво куковали
не бояться тарзанки и мотоциклетных гонок...
Вот теперь, через годы, когда день окатывает из ушата
не студеной колодезной... Кончилось, мол, отблисталось,
что ни делай, а верх постепенно берет усталость...
Остро хочется верить, мол, если была душа-то,
то она где-то в тех временах осталась.