Что проще может быть на жизненном пути,
Чем к другу взять да и домой прийти.

Он скажет: «Что за рожа!»
Он скажет, что носки мои протухли,
Но кинет тапки и предложит
На табурете посидеть на кухне.

И положив в тарелки пожевать,
Мы примемся воспоминать.
А меж тарелок (отодвинь-ка на фиг)
Разложим несколько тогдашних фотографий.

На этих фотках серый свет ложится
На наши небольшие ровненькие лица.
А у меня чего-то там под носом.
На нас штаны и курточки с начёсом.
Тогда ходили в разных сочетаньях
Ко мне, к Горшкову, к тёте Тане.

Мы вспомним Юрку – он умерший
Лет двадцать уж, не меньше…

А после тренировок, если сыро или жарко,
Мы шлялись в гости этаким подарком.
То чай у телевизора нагреет нам
Святая София Сергеевна,
А то газетой стол накроет
Начитанный Окроев.

А что, мы неплохими были парнями,
Когда в свой срок нас призывали в армию.
За наших девок мы, конечно, волновались,
Но призывались…

Вдруг пауза в словах.
Мы что-то, боже мой, забыли.
Мы смотримся почти как голубые.
Включаю свет, чтоб не сидеть впотьмах.

А помнишь, вынесли в пелёнках белых, типа шейха -
Мордёнка с яблочко, и никаких особенных примет.
Но эта слабая наморщенная шейка…
Но эта пяточка в квадратный сантиметр…

…У ней тогда был сильный ларингит…
Теперь придёт и сразу обхамит.
Зато посуду всю домоет…
Нет, я детьми доволен.

А помнишь, черноплодку собирали мы на даче…
Вдруг он увидит: Дима спит.
Мой друг меня уложит. Посидит.
И, я так думаю, заплачет.