Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Сижу и перечитываю стиш еще и еще раз. В этом веке мы умрем Меж свечой и папироской -так точно ты выразил, Юра, тысячу мыслей в одной фразе. Удивительно! Восхищаюсь!
Очень понравилось, Юр. Сиюминутное озарение, как будто. Знаешь, иногда сложные вещи постигаются не посредством гор исписанной бумаги и логики а вот так. Интуитивно и... точно) Ну, ты же понимаешь о чем я?
В янтаре - застывший жук - андалузский? Андагорский? Время встало. Я дрожу дымом свечки/папироски.
Спасибо, Лен, за такую оценку и, конечно, за экс.) Отвечу сказочно)))
Королевич Елисей Разбивает желтый камень, И могучими руками Он жука - в подарок ей.
Я на свадьбе блюз играл, Сливы ел и пил портвейн. Я играю, как маляр. Ну так я ж не Рубинштейн.)))
И еще один стих, на сей раз Б.А. Слуцкого
Еще не вечер. Конечно, тени людей, животных и растений уже заметно удлиняются, и звезды бледно теплят свечи, но вечер только начинается: еще не вечер. Еще два-три часа, не менее, покуда звезды ярче вспыхнут, Покуда в полном онемении кусты кошачьи спины выгнут, и ночи чудо-мастерская включит беззвучные моторы, и тишина пойдет такая, что можно звезд услышать споры. Покуда же у дня не вечер, и у меня еще не вечер.
"В этом веке мы умрем Меж свечой и папироской." (с)
Мы воскреснем в следующем веке, Или позже парочкой веков. На обложке – пепельница, свечка - Это том намоленных стихов Освещает рвение поэта, Разжигает творческую дрожь. Нет сильней и горячее света. Не примерим нимба? Ну и что ж…
Тороплю эпоху: проходи, Изменяйся или же сменяйся! В легких санках мимо прокати По своей зиме! В комок сжимайся изо всех своих газет! Раньше думал, что мне места нету В этой долговечной, как планета, эре! Ей во мне отныне места нет. Следующая, новая эпоха Топчется у входа. В ней мне точно так же будет плохо.
Подумайте, что звали высшей мерой Лет двадцать или двадцать пять подряд. Добро? Любовь? Нет. Свет рассвета серый И звук расстрела. Мы будем мерить выше этой высшей, А мера будет лучше и верней. А для зари, над городом нависшей, Употребленье лучшее найдем.
Небольшая синица была в руках, небольшая была синица, небольшая синяя птица. Улетела, оставив меня в дураках. Улетела, оставив меня одного в изумленьи, печали и гневе, не оставив мне ничего, ничего, и теперь – с журавлями в небе.
Я был человек его века. Я был человек его круга. Для этого человека я был наподобие друга. Я был наподобие брата, и этому нету возврата. Я строчкою вписан в книги, в бумажные врезан скрижали. С ним происходившие сдвиги меня непременно сдвигали. Мы вместе тонули. Вместе мы выплывали едва. Я знал, что на должном месте будет его голова. А кто и о ком напишет такой, как этот, стих, — не думал, пока он дышит, покуда совсем не стих.
В этом веке мы умрем
Меж свечой и папироской -так точно ты выразил, Юра, тысячу мыслей в одной фразе. Удивительно! Восхищаюсь!
В янтаре - застывший жук -
андалузский? Андагорский?
Время встало. Я дрожу
дымом свечки/папироски.
Отвечу сказочно)))
Королевич Елисей
Разбивает желтый камень,
И могучими руками
Он жука - в подарок ей.
Я на свадьбе блюз играл,
Сливы ел и пил портвейн.
Я играю, как маляр.
Ну так я ж не Рубинштейн.)))
И еще один стих, на сей раз Б.А. Слуцкого
Еще не вечер.
Конечно, тени
людей, животных и растений
уже заметно удлиняются,
и звезды бледно теплят свечи,
но вечер только начинается:
еще не вечер.
Еще два-три часа, не менее,
покуда звезды ярче вспыхнут,
Покуда в полном онемении
кусты кошачьи спины выгнут,
и ночи чудо-мастерская включит беззвучные моторы,
и тишина пойдет такая,
что можно звезд услышать споры.
Покуда же у дня
не вечер,
и у меня
еще не вечер.
Меж свечой и папироской." (с)
Мы воскреснем в следующем веке,
Или позже парочкой веков.
На обложке – пепельница, свечка -
Это том намоленных стихов
Освещает рвение поэта,
Разжигает творческую дрожь.
Нет сильней и горячее света.
Не примерим нимба?
Ну и что ж…
Тороплю эпоху: проходи,
Изменяйся или же сменяйся!
В легких санках мимо прокати
По своей зиме! В комок сжимайся
изо всех своих газет!
Раньше думал, что мне места нету
В этой долговечной, как планета,
эре!
Ей во мне отныне места нет.
Следующая, новая эпоха
Топчется у входа.
В ней мне точно так же будет плохо.
(Борис Слуцкий)
(отрывок)
Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
Это, боюсь, не вопрос чутья.
Скорее - влиянье небытия
на бытие. Охотника, так сказать, на дичь -
будь то сердечная мышца или кирпич.
Мы слышим, как свищет бич,
пытаясь припомнить отчества тех, кто нас любил,
барахтаясь в скользких руках лепил.
Мир больше не тот, что был
прежде, когда в нем царили страх, абажур, фокстрот,
кушетка и комбинация, соль острот.
Кто думал, что их сотрет,
как резинкой с бумаги усилья карандаша,
время? Никто, ни одна душа.
Однако время, шурша,
сделало именно это. Поди его упрекни.
Теперь повсюду антенны, подростки, пни
вместо деревьев. Ни
в кафе не встретить сподвижника, раздавленного судьбой,
ни в баре уставшего пробовать возвыситься над собой
ангела в голубой
юбке и кофточке. Всюду полно людей,
стоящих то плотной толпой, то в виде очередей;
тиран уже не злодей,
но посредственность. Также автомобиль
больше не роскошь, но способ выбить пыль
из улицы, где костыль
инвалида, поди, навсегда умолк;
и ребенок считает, что серый волк
страшней, чем пехотный полк.
И как-то тянет все чаще прикладывать носовой
к органу зрения, занятому листвой,
принимая на свой
счет возникающий в ней пробел,
глаголы в прошедшем времени, букву "л",
арию, что пропел
голос кукушки. Теперь он звучит грубей,
чем тот же Каварадосси -- примерно как "хоть убей"
или "больше не пей" --
и рука выпускает пустой графин.
Однако в дверях не священник и не раввин,
но эра по кличке фин-
де-сьекль. Модно все черное: сорочка, чулки, белье.
Когда в результате вы все это с нее
стаскиваете, жилье
озаряется светом примерно в тридцать ватт,
но с уст вместо радостного "виват!"
срывается "виноват"...
(Иосиф Бродский)
но храброе, барабанно-маршевое...
Чудесно, Юра)
Ищи, ищи неславного венка,
затем, что мы становимся любыми,
всё менее заносчивы пока
и потому всё более любимы.
/И.Б./
Подумайте, что звали высшей мерой
Лет двадцать или двадцать пять подряд.
Добро? Любовь?
Нет. Свет рассвета серый
И звук расстрела.
Мы будем мерить выше этой высшей,
А мера будет лучше и верней.
А для зари, над городом нависшей,
Употребленье лучшее найдем.
(Б.С.)
написал стихов жене Слуцкий,
шёл и шёл себе по лестнице,
не семки луцкал...
Небольшая синица была в руках,
небольшая была синица,
небольшая синяя птица.
Улетела, оставив меня в дураках.
Улетела, оставив меня одного
в изумленьи, печали и гневе,
не оставив мне ничего, ничего,
и теперь – с журавлями в небе.
Я был человек его века.
Я был человек его круга.
Для этого человека
я был наподобие друга.
Я был наподобие брата,
и этому нету возврата.
Я строчкою вписан в книги,
в бумажные врезан скрижали.
С ним происходившие сдвиги
меня непременно сдвигали.
Мы вместе тонули. Вместе
мы выплывали едва.
Я знал, что на должном месте
будет его голова.
А кто и о ком напишет
такой, как этот, стих, —
не думал, пока он дышит,
покуда совсем не стих.