Я – маленький труженик большой государственной машины, работаю по установленному графику: с утра и до вечера. Нескромно считаю себя потомком вездесущего Шивы – многорук, многозначен. А если вдруг делать нечего – так, чисто гипотетически – штурмую горы инструкций моего почтеннейшего наставника Ван-Иваныча Иванова. Рабочие дни похожи на скелеты металлоконструкций своей завершенностью. Почему же, снова и снова, мне снится цветущий бумажный сад с обольстительным змеем, который предлагает на выбор переспелые сливы или груши, шипит в ухо: «Пустись во все тяжкие! Отбрехаться сумеем!», потом нежно обнимает меня и нечаянно душит. Рёбра хрустят, словно сахар – ни выдоха сделать, ни вдоха. Я вглядываюсь в мёртвый змеиный глаз с дергающимся нижним веком - и вижу Ван-Иваныча. Зарываюсь в подушку в горохах, вою по-волчьи, на пару минут становясь человеком.
Я маленький труженик одного секретного порта, Разгружаю подводные лодки, гружу надводные корабли, А в свободное время я звезда городошного спорта На выделенном для этого Ван-Ванычем участке земли. Кто такой Ван-Ваныч, сказать не могу, да и не Ван-Ваныч он, если по чести, Я его китель, как «очень злой пес» дачный дом берегу, Если бы не городки, я б от скуки и тяжести умер на месте, Летом на желтой траве, а зимой – на зеленом снегу. Только однажды в наш порт позвонили, сказали - Должность Харона свободна на четырехпалубном корабле. Взяли меня. Ну, скажу вам, друзья, наказанье Души погибших возить в царство мертвых за тысячи лье. Павлы Аркадьичи, Гиви, Аленушки, Манечки, А не прошло и недели, как я, словно умерший грек, В нужное место доставил беднягу Ван-Ваныча И зарыдал, м почувствовал: я человек.
Ради этих двух минут и этого стихотворения стоит жить) Из записных книжек Альбера Камюю:«Иметь значение или не иметь. Созидать или не созидать. В первом случае все оправдано. Все, без исключения. Во втором случае – полный Абсурд. Остается выбрать наиболее эстетичное самоубийство: женитьба + 40 часовая рабочая неделя или револьвер»
Иногда думаешь, что работа - это главное, хотя на самом деле - суета)
Разгружаю подводные лодки, гружу надводные корабли,
А в свободное время я звезда городошного спорта
На выделенном для этого Ван-Ванычем участке земли.
Кто такой Ван-Ваныч, сказать не могу, да и не Ван-Ваныч он, если по чести,
Я его китель, как «очень злой пес» дачный дом берегу,
Если бы не городки, я б от скуки и тяжести умер на месте,
Летом на желтой траве, а зимой – на зеленом снегу.
Только однажды в наш порт позвонили, сказали -
Должность Харона свободна на четырехпалубном корабле.
Взяли меня. Ну, скажу вам, друзья, наказанье
Души погибших возить в царство мертвых за тысячи лье.
Павлы Аркадьичи, Гиви, Аленушки, Манечки,
А не прошло и недели, как я, словно умерший грек,
В нужное место доставил беднягу Ван-Ваныча
И зарыдал, м почувствовал: я человек.
Спасибо.