Качели в печали – их мало качали. Качели... Нет. Их не писал Боттичелли, И не рисовал Леонардо. И два леопарда На них не сидели, И панда. Лишь двое влюбленных В одеждах зеленых Под музыку Гии Канчели На них целовались, Бывало. Но это так мало. Округа дремала. Ворчали качели: «Не жизнь, а мученье. Без детского смеха, Конфет и печенья».
Да, Юра, без детского смеха - такого заразительного! - и жизнь бедна. Желаю качелям побольше вихрастых, чумазых, беззубых романтиков. А во рту или карманах у них найдётся всегда сладенькое.
Деревня, река, на пригорке – качели. Красивое место, но рядом есть пчельник. Там пчёлы кусаются, хуже собак, Играть и качаться нельзя там, никак. Качели манили, они зазывали, Тянули магнитом к себе Сашу, Валю, Танюшу и прочих детей из деревни, Но пчелы летали, кусая всех нервно, Свой мед охраняя. Не стоит их злить… И кто же придумал здесь пчёл поселить? Вот так и пропало качельное лето, Зато будет мёд, он полезней конфеток!
Но ты позабыла напомнить ребятам Про случай один с пчеловодом лохматым, Который на рынке купил динамит, Качели взорвал, тем и стал знаменит. И дети окрестных дворов: Саши, Вали Сидели в домах и так горько рыдали, Что пчелы, у коих есть нежное сердце, Ввели свои жала в жестокого перца. Их мед стал невкусен, и горек и тверд, Все в ульях сидели, решая кроссворд, А их пчеловод, превратившись в подушку, Покаялся искренне в диком бездушье, Детишкам игрушек купил в магазине, Наделал качелей и Саше, и Зине, Купил им леденчиков в виде лошадок, И мед стал опять удивительно сладок.
Качели кричали как чайки. Качели в печали - вчера из них выпали гайки. Ворчали-ворчали: чего, мол, качали без толку пятнадцать сезонов медведя, и серого волка, и восемь бизонов, веселые лейки и шайки - и тройкой, и парой. Ну, выпали лишние гайки - так стали гитарой поющие ночью качели.
Гитара в тоске и не ладит с ладами, По струнам ей редко, увы, попадали. Она от качелей была рождена, Ей музыка, в целом, была не нужна. Со слухом неважно, а с голосом плохо, И внешне – страшнее, чем палочка Коха, Но как-то нашелся один паганини, В футболке, в закатанной синей штанине, Который бессмертную фугу Шопена Сыграл так, что пенилась белая пена У губ почитателей даже в Асбесте. Все кончилось супер, скажу вам по чести.
Извини за долгое молчание по объективно-субъективным причинам.
Красивое место, но рядом есть пчельник.
Там пчёлы кусаются, хуже собак,
Играть и качаться нельзя там, никак.
Качели манили, они зазывали,
Тянули магнитом к себе Сашу, Валю,
Танюшу и прочих детей из деревни,
Но пчелы летали, кусая всех нервно,
Свой мед охраняя. Не стоит их злить…
И кто же придумал здесь пчёл поселить?
Вот так и пропало качельное лето,
Зато будет мёд, он полезней конфеток!
Про случай один с пчеловодом лохматым,
Который на рынке купил динамит,
Качели взорвал, тем и стал знаменит.
И дети окрестных дворов: Саши, Вали
Сидели в домах и так горько рыдали,
Что пчелы, у коих есть нежное сердце,
Ввели свои жала в жестокого перца.
Их мед стал невкусен, и горек и тверд,
Все в ульях сидели, решая кроссворд,
А их пчеловод, превратившись в подушку,
Покаялся искренне в диком бездушье,
Детишкам игрушек купил в магазине,
Наделал качелей и Саше, и Зине,
Купил им леденчиков в виде лошадок,
И мед стал опять удивительно сладок.
Качели в печали -
вчера из них выпали гайки.
Ворчали-ворчали:
чего, мол, качали без толку
пятнадцать сезонов
медведя, и серого волка,
и восемь бизонов,
веселые лейки и шайки -
и тройкой, и парой.
Ну, выпали лишние гайки -
так стали гитарой
поющие ночью качели.
По струнам ей редко, увы, попадали.
Она от качелей была рождена,
Ей музыка, в целом, была не нужна.
Со слухом неважно, а с голосом плохо,
И внешне – страшнее, чем палочка Коха,
Но как-то нашелся один паганини,
В футболке, в закатанной синей штанине,
Который бессмертную фугу Шопена
Сыграл так, что пенилась белая пена
У губ почитателей даже в Асбесте.
Все кончилось супер, скажу вам по чести.