"...Жаль, нет под рукою Агриппы... Заслать бы на Лесбос.
Комедия жизни кончается. Сцена уходит за сценой..."
Божественный Август меняет былую облезлость
кирпичных фасадов на греческий мрамор бесценный.
Светильник мерцает в клетушке, где в приступе позднем
заходится смехом властитель, скрипучим, зловещим,
не зная про женский талант к династическим козням,
болезненность юных наследников, прочие странные вещи...
Империя. Пик. Нет ни страха, ни дна, ни предела
от знойной пустыни Египта до мерзлых степей Митридата.
Но поросль волос желтоватых под грузом венца поредела,
как круг полководцев, готовых подставить плечо и одернуть когда-то.
Черствеют забытой лепешкой в пиру августейшие взгляды,
и проще казнить заговорщиков мнимых, чем взять и поверить,
что Ливия, кроткая Ливия пробует новые яды
на пленных германцах, венец ожидая примерить
на собственных отпрысков... Солнце застигнутым вором
застыло на грани заката, и воды подернулись серым,
и где-то в садах так невовремя, слишком некстати раскаркался ворон,
как будто воскрес Цицерон, и из гроба промолвил: "Vixerunt".*

*vixerunt (лат.) - они свое отжили