Сына в камеру морозильную Положила, чтоб до зарплаты Не ухудшился. Может, выдадут вон, на днях. Золотой, но с пустой корзиною То над прорубью, то над хатой Месяц прятался, чтобы денег ей не занять. Схоронить под морозной ивою? Только веточкой колыбельной Убаюкает ива намертво, не отдаст. Чем живее, тем несчастливее - Дочь в углу, или свет лилейный? Ты в которой из комнат прячешь болотца глаз? Вдоль дороги все тени замерли, Будут похороны сыновние Скоро-скоро, не ждите полночи, по домам. На мигалках верхом, над камерой Закружились менты, как вороны, - Помощь, помощь! Но, жаль, лопату я продала. Дочь с болотцами глаз, полиции Не скажи про родного брата. Похороним его достойно с тобой на днях. Сверху золото будет литься, и Побежим из холодной хаты: Ты проси у луны на небе, мне - полынья.
пожалуй, и тут Кабанова продублирую. ну потому, что прям у меня очень перекликается.
Говорят, что смерть – боится щекотки, потому и прячет свои костлявые пятки: то в смешные шлепанцы и колготки, то в мои ошибки и опечатки.
Нет, не все поэты – пиздострадальцы, – думал я, забираясь к смерти под одеяльце: эх, защекочу, пока не сыграет в ящик, отомщу за всех под луной скорбящих – у меня ведь такие длииинные пальцы, охуенно длинные и нежные пальцы!
Но когда я увидел, что бедра ее – медовы, грудь – подобна мускатным холмам Кордовы, отключил мобильник, поспешно задернул шторы, засадил я смерти – по самые помидоры.
…Где-то на Ukraine, у вишневом садочку – понесла она от меня сына и дочку, в колыбельных ведрах, через народы, через фрукты-овощи, через соки-воды…
Говорят, что осенью – Лета впадает в Припять, там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить, и торгуют в нем – не жиды, не хохлы, не йети, не кацапы, не зомби, а светловолосые дети:
у девчонки – самые длинные в мире пальцы, у мальчишки – самые крепкие в мире яйцы, вместо сдачи они повторяют одну и ту же фразу: «Смерти – нет, смерти – нет, наша мама ушла на базу…»
а ты, кстати, читал у него Бэтмен Сагайдачный? рекомендую, там прям всё очень-очень.
Говорят, что смерть – боится щекотки,
потому и прячет свои костлявые пятки:
то в смешные шлепанцы и колготки,
то в мои ошибки и опечатки.
Нет, не все поэты – пиздострадальцы, –
думал я, забираясь к смерти под одеяльце:
эх, защекочу, пока не сыграет в ящик,
отомщу за всех под луной скорбящих –
у меня ведь такие длииинные пальцы,
охуенно длинные и нежные пальцы!
Но когда я увидел, что бедра ее – медовы,
грудь – подобна мускатным холмам Кордовы,
отключил мобильник, поспешно задернул шторы,
засадил я смерти – по самые помидоры.
…Где-то на Ukraine, у вишневом садочку –
понесла она от меня сына и дочку,
в колыбельных ведрах, через народы,
через фрукты-овощи, через соки-воды…
Говорят, что осенью – Лета впадает в Припять,
там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить,
и торгуют в нем – не жиды, не хохлы, не йети,
не кацапы, не зомби, а светловолосые дети:
у девчонки – самые длинные в мире пальцы,
у мальчишки – самые крепкие в мире яйцы,
вместо сдачи они повторяют одну и ту же фразу:
«Смерти – нет, смерти – нет,
наша мама ушла на базу…»
а ты, кстати, читал у него Бэтмен Сагайдачный? рекомендую, там прям всё очень-очень.