Если Пушкин погиб на дуэли, Если Лермонтов тоже убит, Как могу я с любимой в постели Проводить свой безоблачный быт. Как могу я валяться беспечно И стихи сочинять до утра, Если к берегу Траурной речки Мне спешить с секундантом пора. Как могу я лепить пасторали И пытаться шедевр учинить… А тебе, милый друг, не пора ли, Мне с французом уже изменить?!
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Если где-то шагает посуда по лесам и болотам, в ночи, если веник, лентяй и паскуда, заметает следы и ключи, а луна, задевая угорье, непонятным маршрутом кружит, непременно являйся Федоре и ля фамом шерше и шурши! И тогда кочергою огрею я тебя, дорогой, а-ля-рус и сбегу непременно к Корнею: он, по сути признаться, - француз.
О луне, о посуде, о венике Размышляя в глубокой ночи, Мимо города шли коробейники, А в запорах звенели ключи. Все Федоры сбежались на выселки Приобресть шушуны среди ржи, И за это наутро их высекли Ароматной крапивой мужи. Мол, и так проживаем мы впроголодь, За стихи разве много дают? А Федоры наутро – сорняк полоть, А под вечер уют создают. Деньги в целости в старой шкатулочке, Не за них продают шушуны. Муж-поэт за невкусные булочки Цельну ночь протирает штаны.
Нет уж, дудки – не будет покоя. Из есенинской легкой строки Пью и пью я вино дорогое, и слагаю, слагаю стихи. Мне потом подмигнет Маяковский, и по лестнице ломаных строк, я до пика любви, без страховки, доберусь и сорву твой цветок. Я на поле с великим Высоцким для влюбленных шедевр расстелю, и поэзии русское солнце воспевая в любовном хмелю, упаду в васильках дуэли, (пусть соперником - тоже француз). По избитой шаблонной модели я своей пасторалью пройдусь.
Я б тебе изменила, милый друг. Но француз ест лягушек. И мылом рук не моет – вот гусь. И целует не здешне – по-французски, вот срам. И храпит…Нет, конечно, он красив – только хам.
Не хочешь изменять – не заставляю. В Сахаре поедают саранчу И все равно друг друга полюбляют. А что я этим пояснить хочу? Забыл. Склероз. Да! Кое-что про мыло! В Сахаре мыла, кстати, вовсе нет. Там трут песком и с ног и с рук чернила, И с губ песком стирают свой обед. Целуют там не просто – по сахарски, На теле остается рафинад. А храп у них, сказать по правде, царский. И что теперь – совсем не изменять?
Про храп ты говоришь? Ах, кот бродячий… А я-то раскудахталась – ни в жизнь… Француза отлюблю! К чертям собачьим стихи твои, и рифмы…Пусть на бис их слушает кудрявая сахарка. А я-то удивлялась, вот конфуз, откуда эта сладость, губ их манкость. Спасибо, надоумил…Ты же – трус… Стреляться, на дуэль, с двумя…Эх, Юра… Неволить не могу. А ты – чудак… За бдением ночным связать де-юро да в паре с Музой – это сложно. Но, де-факт…
На дуэль не надо Музу Лучше я пойду к французу. Шпиль, ферзи, Брюссель, Париж, Сен-Жермен...и ночи тишь... Изменила дважды, но... ты мне веришь - как в кино.
Спасибо Юра. Похоже, что в семье у вас полное доверие.
по лесам и болотам, в ночи,
если веник, лентяй и паскуда,
заметает следы и ключи,
а луна, задевая угорье,
непонятным маршрутом кружит,
непременно являйся Федоре
и ля фамом шерше и шурши!
И тогда кочергою огрею
я тебя, дорогой, а-ля-рус
и сбегу непременно к Корнею:
он, по сути признаться, - француз.
Размышляя в глубокой ночи,
Мимо города шли коробейники,
А в запорах звенели ключи.
Все Федоры сбежались на выселки
Приобресть шушуны среди ржи,
И за это наутро их высекли
Ароматной крапивой мужи.
Мол, и так проживаем мы впроголодь,
За стихи разве много дают?
А Федоры наутро – сорняк полоть,
А под вечер уют создают.
Деньги в целости в старой шкатулочке,
Не за них продают шушуны.
Муж-поэт за невкусные булочки
Цельну ночь протирает штаны.
Из есенинской легкой строки
Пью и пью я вино дорогое,
и слагаю, слагаю стихи.
Мне потом подмигнет Маяковский,
и по лестнице ломаных строк,
я до пика любви, без страховки,
доберусь и сорву твой цветок.
Я на поле с великим Высоцким
для влюбленных шедевр расстелю,
и поэзии русское солнце
воспевая в любовном хмелю,
упаду в васильках дуэли,
(пусть соперником - тоже француз).
По избитой шаблонной модели
я своей пасторалью пройдусь.
Привет, Юра!)
Прощения прошу - пропустила предлог.)
Слышу дудки – не будет покоя.
Кто дудит и чудит по ночам?
Пригляделся – какие-то двое,
А над ними сияет свеча.
В ночь измены особые чувства
И особый порядок планет.
Да, французов в России негусто,
А сейшельцев практически нет.
Потому все не так уж и просто,
Впрочем, вот он – из чуждой страны
Молодой человек с папироской
В ожидании чуждой жены.
Закручинились наши поэты,
Но, ворочаясь ночи и дни,
Гениальные чудо-куплеты
Создают одиноко они.
ест лягушек. И мылом рук не моет – вот гусь.
И целует не здешне – по-французски, вот срам.
И храпит…Нет, конечно, он красив – только хам.
В Сахаре поедают саранчу
И все равно друг друга полюбляют.
А что я этим пояснить хочу?
Забыл. Склероз. Да! Кое-что про мыло!
В Сахаре мыла, кстати, вовсе нет.
Там трут песком и с ног и с рук чернила,
И с губ песком стирают свой обед.
Целуют там не просто – по сахарски,
На теле остается рафинад.
А храп у них, сказать по правде, царский.
И что теперь – совсем не изменять?
А я-то раскудахталась – ни в жизнь…
Француза отлюблю! К чертям собачьим
стихи твои, и рифмы…Пусть на бис
их слушает кудрявая сахарка.
А я-то удивлялась, вот конфуз,
откуда эта сладость, губ их манкость.
Спасибо, надоумил…Ты же – трус…
Стреляться, на дуэль, с двумя…Эх, Юра…
Неволить не могу. А ты – чудак…
За бдением ночным связать де-юро
да в паре с Музой – это сложно. Но, де-факт…
Пришла Николь,
Пришла решительно, настойчиво
И хочет Музу на дуэль,
Чтобы самой побыть источником.
Откуль, откель,
Какая цель
У несказанной декламаторши?
Ей хочется надеть июль
На шпиль-стрелу Брюссельской ратуши.
Париж вблизи,
Вокруг ферзи
Не изменить с французским гением
Не хватит сил,
А хватит лишь
Ну, может, капельки терпения.
Лучше я пойду к французу.
Шпиль, ферзи, Брюссель, Париж,
Сен-Жермен...и ночи тишь...
Изменила дважды, но...
ты мне веришь - как в кино.
Спасибо Юра. Похоже, что в семье у вас полное доверие.