У него и мопедки-то не было отродясь —
только шлем кругло-белым яйцом… Где добыл — загадка.
А ещё он не верил, что Смык — участковый и власть:
«Разве двоечник бывший убдит на селе за порядком?!»

Рыжегривый, босой — ребятне местной шут и остраст —
на закрайках такому кто рад?! Но… живи-соседствуй.
Починял дурачок палисад, и за разом раз
на упёртую в небо жердину шлем ладил к месту.

«Зря смеётесь! От инопланетных силков оберег!»
И в бельмо на жердине уставится, как в глаз божий.
«Вот помру, а мой шлем защитит пострелят от бед,
и неверящих вас, и случа́ем в село захожих».

... хоронили всем скопом. Дивились — битком погост.
Поминали добром. Отрывной календарь листали:
был блаженный начитан, упёрт и в речах непрост,
выпивал, но всегда попричинно. И в избах знали

спозаранку: сегодня юродивый пьёт «в знаме́н
правой битвы». Вчера пил «во славу Пасхи».
… Поменял дом хозяина: левый поправлен крен,
окна новые — цвет скорлупы у краски.

Но на жерди нет шлема…

А хочется, чтобы был.
Потому как Смык спился,
и вздёрнулся батька в хлеве.
Дохнет рыба в реке, хорь залётный курей подавил…
И что день — на душе неспокойно…
… не как при шлеме.