Ссутулены плечи, колени прижаты к груди,
смурной человек посредине перрона сидит,
и, словно в замедленной съёмке, плывут по бокам
буйки чемоданов; клокочет людская река.
Сидит и глядит, как душа отправляется в рейс –
туда, где жуёт удила поизношенных рельс
ослиное небо,
где скрипло домишки поют –
на семь голосов отпевают деревню свою.
Где морщится скатерть в ладонях скоблёных столов,
с берёзовой ветки глазеет разморенный клоп,
как смачно да зычно старушками швыркает чай,
как падает прямо во рты старикам алыча.
И тянется песня – холщовая прочная нить –
сквозь лестницы, тачки, корыта, оград пятерни,
поддёрнув за ручки, зазоры, колёса, свищи:
и ветер в прощальном порыве в трещотку трещит;
и пристук тишайший раскатом отдастся вдали –
в висках у напрасно бежавших от кровной земли.
Да только – беги не беги, а на сердце першит,
когда пуповина пришита к изнанке души.
Смурной человек, над перроном взлетая, кричит.
И падает,
падает,
падает
град алычи.

февраль-март 2012