Мирок Но сам я тоже тень. Я облака на небе
Тревожный силуэт. Скользит по формам взор,
И ум мой ничего не создал до сих пор:
Иду, куда влечёт меня всевластный жребий.
Сюлли Прюдом Мой мирок – между “смог бы” и “надо бы” –
начинается с пьяного “Э”.
Здесь отравленный воздух, как снадобье,
так привычен, что вреден тебе.
Здесь подъезды стоят Парфенонами,
и в преддверии скорых разрух
три старухи с азартом хароновым,
словно мойры, считают до двух.
Здесь как будто кончается линия
на ладони, но помнит рука…
Здесь легко предаваться унынию
и не чувствовать в этом греха.
Выйдешь вечером: улица старая,
как верёвка с петлёй на конце.
Влезешь в эту бесцветную ауру
и живёшь, не меняясь в лице.
Иногда – видно морок, затмение –
морщишь лоб, понимаешь, но так
и не можешь решиться падением
завершить в бездну сделанный шаг.
Воздух – яд, и вино не отдушина,
и окно – лишь проектор теней.
Засыпаешь с губою прокушенной,
словно мальчик, прижавшись к стене.
так привычен, что вреден тебе. - логической связи не увидела.
С азартом считать до двух? Чего-то я здесь не уловила.
Здесь как будто кончается линия
на ладони, но помнит рука… наверное, это хороший образ, но что помнит рука? законченную линию?
В целом, стих неплох, но образы мной не поняты. К сожалению.
и в преддверии скорых разрух
три Венеры с Амурами резвыми,
делят мойву, ругаются вслух.
Воздух – яд, и вино не отдушина,
и окно – лишь проектор теней.
Просыпаешься с горлом прокушенным:
- Здравствуй, Дракула, снова ко мне?