Мы повстречались в N-ске, где мир отчаян,
где каждый первый жаждет в Москву отчалить,
но до неё пара тысяч холодных вёрст.
Ветер кусал нам щёки, царапал руки,
лез под пальто и тыкался мордой в угги,
выл, словно псина, и всюду совал свой нос.
Были дома расписаны, как шкатулки,
тропы вели в пустынные переулки,
плакало небо и скупо цедило свет.
Ты говорил, что наши следы сотрутся,
нас не отыщет время, поскольку улиц,
да и, пожалуй, N-ска на картах нет.

Что бы взлететь, а после упасть и сбрендить,
мы согревали зиму палёным бренди,
вязли в офлайне, привычно забыв про сеть.
Мы не боялись взглядов и пересудов
местных святых, в которых не спят иуды,
тех, что любили из окон на нас глазеть.
Это казалось странным, пустым, и только.

Нас прошивало нитью калёной, тонкой.
Ты говорил, что прорвёмся, но не сейчас.
Пеплом стелился «Винстон», сходились тучи.
Шли второпях часы, и на всякий случай
мы целовались неистово… про запас.