“Женщина шла от моста напротив, был так порывист нетвердый шаг…” А по страницам несется вроде бы стук, отражающийся в ушах. Им не обещана ночь в Лиссабоне, это расскажет иной роман, Снова расплещет коктейль агоний сказочник боли, старик Ремарк.
Так вот глотаешь печаль страницами, вглубь восклицая “А где же я?” Можно пойти и сразиться с фрицами – только они нам теперь друзья, Можно спуститься, купить кальвадоса – только на вкус он совсем иной, Чем наполнявший нежданной радостью воздух, пронзительно наливной
В душной Европе, войною меченой, был только день, не считались дни. Время сквозь годы очеловечено лицами самых любимых книг, Что наложившись на кризис роста вмиг станут неласковы к чудесам И раздирают нутро вопросами “Если бы мне так – а смог бы сам?”
Если бы разум, пронзённый голодом, жаждал одной лишь награды – сна, Смог бы существовать не расколотым, зная что где то вдали она? Если бы в душной ночи Панамы ты ждал, дожигая лучину лет, Утра, несущего не цунами, а флот неприятельских кораблей?
Только судьба у страниц - кончаться и книжных фантазий недолог шарм, Снова становится декорацией все, что недавно бросало в жар, Но, ощущая себя невредимым, cмотришь украдкою на тома… Он не уйдет умирать к любимой. Это расскажет другой роман.
А я первый раз Ремарка прочитал в шестом классе – нашёл на книжных полках родителей “На Зап. фронте без перемен”, “Возвращение” и “Три товарища”. Так потом родичи треть библиотеки попрятали по кладовкам, т.к. я стал задавать много вопросов, на которые невозможно было дать ответы, не ущемив идеологию тех времён. Ага, я тоже представлял Ремарка близким человеком – типа родного дедушки)
У меня тоже знакомство началось в школе, когда задали прочитать "Три товарища".
Помню, ожидала, что книга будет скучной (как-то не близки мне тогда были это время и тема...), а она оказалась очень интересной и меняющей восприятие многих вещей.
Катя, у Гришковца в "ОдноврЕмЕнно" очень хорошо описано восприятие войны сейчас.
"А война, это вот... много, много фильмов ...разных... плохих, хороших. Я их так много видел. Я очень много видел фильмов про войну. Я редко думаю о войне. Даже, наверное, вообще о ней не думаю. Но я слишком много видел фильмов. Какие-то обозы, некрасивые люди, танки, танки со звездами, танки с крестами, поля горят, громкая музыка, самолеты воют, и так далее и тому подобное. Ползут по полю два бойца, вдруг рядом взрыв. Их забрасывает землей, и я отлично знаю, что дальше будет. Один поднимает голову и говорит: "В этот раз совсем близко рвануло". А другой головы не поднимает, потому что его убило. А первый кричит, тряся убитого: "Леха, Леха, Леха!" И я видел это в тысяче фильмов. Но это все равно как-то серьезно. Серьезно!
Потому что я помню, правда, я не помню, сколько мне было лет. Я лежал, перед сном, и ни с того ни с сего думал или, скорее, так, фантазировал. Точнее, боялся. Лежал - боялся. Боялся того, что вот, если бы немцы пришли, как в кино, и всех бы стали убивать, то я бы притворился мертвым и ни за что бы не шелохнулся, лежал бы, как мертвый. И я в своей кровати принимал разные позы, которые, на мой взгляд, были больше похожи на позу убитого, и задерживал дыхание как можно дольше, и пытался не моргать, чтобы немцы не увидели. Чтобы немцев убедить, что я не живой.
И все эти фильмы слились в войну. И все это для меня тема серьезная. Потому что, когда в каком-нибудь, даже совсем дурацком фильме какой-нибудь немецкий генерал, которого играет худой, остроносый литовский артист, говорит другому противному, толстому немецкому генералу, которого играет другой литовский артист... так вот он говорит: "Вы не знаете этих русских, они не сдадутся", или: "он вам все равно ничего не скажет, этот Иван" И весь этот фильм - дурацкий, и сцена эта - дурацкая, и немцы показаны дураками, и понятно, что было все не так. А мурашки по спине бегут. Мурашки. Потому что - приятно, что русские солдаты такие..., что победили.
А однажды я видел..., я был однажды на месте боев, и там велись раскопки. Правда, не настоящие раскопки, а так... Искали оружие, ордена, для продажи. И при мне раскопали немецкого сержанта. Это мне потом сказали, что он сержант-артиллерист. Я увидел немного. Первое, что откопали, были его ноги в ботинках. Ботинки были зашнурованы кожаными шнурками. Шнурки были завязаны на бантик. На бантик. С длинными петлями. Я увидел узел, который пятьдесят с лишним лет назад завязал живой человек. Завязал, а потом умер. Завязал точно так же, как я завязываю шнурки В точности так же. Он их завязывал, делал движение, которое я отчетливо себе представляю. Завязывал, не думал, что его убьют. Просто, когда я увидел эти ботинки, я впервые в жизни встретился с живым немецким солдатом, в смысле солдатом Той войны. И отношение к войне у меня стало еще сложнее. Намного сложнее."
Когда-то смотрела видеоспектакль, давно... а текст не читала.
Да, хорошо у него о восприятии. И как от постоянного упоминания и использования что-то стирается... И что одна реальная деталь порой может рассказать о чем-то больше, чем много фильмов(
Катя, а когда я был в шестом классе стояли брежневские семидесятые, и то, что в школе предложат почитать Ремарка даже представить было невозможно. А в каждой его книге, переведённой на русский язык, перед началом повествования было сказано, что автор – немецкий антифашист, сочувствующий коммунистам. Теперь им (коммунистам) все – как и Ремарк в прошлом – сочувствуют – в том плане, что они потратили столько времени и ресурсов на недостижимую химеру) ……………………………
Саш, так и мне он давно уже не дедушка. Это он мне казался им в шестом классе)
Вот давно не ходил на Гришковца, но раньше он очень хорошо держал зал своими моноспектаклями. И поэтому в текстовом формате они все же проигрывают - ну вот как воспроизвести "как я как Элвис"?:)
Поэтому если что-то из Гришковца советовать почитать, так это Рубашку
Вась, я просто никогда не читал предисловия - кроме тех, которые сам автор написал:)
А относительно дедушки - так я просто пытался донести мысль что хотелось бы думать о любимых авторах как о неких buddy, с которыми можно запросто сесть, поговорить и выпить
Это нормальный вопрос. Особенно касаемо произведений на военную тему. И поэтому я весьма отрицательно отношусь к тем, кто публикует в сети свои стишки ко Дню Победы, используя его как инфоповод. Если тебя эта тема интересует только к красному дню календаря, то лучше отложи ручку и убери пальцы от клавиатуры
Елена, так как Эрих Мария писал одну большую книгу, которую разделял по томам с разными названиями и персонажами, передать его настроение не так уж сложно было - он писал очень ощущаемые произведения
Ветровоск, да я и не ставил задачи написать лучше Ремарка (на самом деле задача при написании этого текста была довольно забавная - спрятаться самому). Ну а за панибратство в виде "старика"... Ну так авторов любимых книг хочется видеть такими ребятами, с которыми можно запросто поговорить обо всем :)
Люблю Ремарка... сейчас он особенно современен, увы.
Понравилось, дух передали очень верно:)))
Ага, я тоже представлял Ремарка близким человеком – типа родного дедушки)
Помню, ожидала, что книга будет скучной (как-то не близки мне тогда были это время и тема...), а она оказалась очень интересной и меняющей восприятие многих вещей.
"А война, это вот... много, много фильмов ...разных... плохих, хороших.
Я их так много видел. Я очень много видел фильмов про войну. Я редко думаю о
войне. Даже, наверное, вообще о ней не думаю. Но я слишком много видел
фильмов. Какие-то обозы, некрасивые люди, танки, танки со звездами, танки
с крестами, поля горят, громкая музыка, самолеты воют, и так далее и тому
подобное. Ползут по полю два бойца, вдруг рядом взрыв. Их забрасывает
землей, и я отлично знаю, что дальше будет. Один поднимает голову и
говорит: "В этот раз совсем близко рвануло". А другой головы не поднимает,
потому что его убило. А первый кричит, тряся убитого: "Леха, Леха, Леха!" И
я видел это в тысяче фильмов. Но это все равно как-то серьезно. Серьезно!
Потому что я помню, правда, я не помню, сколько мне было лет. Я лежал,
перед сном, и ни с того ни с сего думал или, скорее, так, фантазировал.
Точнее, боялся. Лежал - боялся. Боялся того, что вот, если бы немцы пришли,
как в кино, и всех бы стали убивать, то я бы притворился мертвым и ни за что
бы не шелохнулся, лежал бы, как мертвый. И я в своей кровати принимал
разные позы, которые, на мой взгляд, были больше похожи на позу убитого, и
задерживал дыхание как можно дольше, и пытался не моргать, чтобы немцы не
увидели. Чтобы немцев убедить, что я не живой.
И все эти фильмы слились в войну. И все это для меня тема
серьезная. Потому что, когда в каком-нибудь, даже совсем дурацком фильме
какой-нибудь немецкий генерал, которого играет худой, остроносый литовский
артист, говорит другому противному, толстому немецкому генералу, которого
играет другой литовский артист... так вот он говорит: "Вы не знаете этих
русских, они не сдадутся", или: "он вам все равно ничего не скажет,
этот Иван" И весь этот фильм - дурацкий, и сцена эта - дурацкая, и немцы
показаны дураками, и понятно, что было все не так. А мурашки по спине
бегут. Мурашки. Потому что - приятно, что русские солдаты такие..., что
победили.
А однажды я видел..., я был однажды на месте боев, и там велись
раскопки. Правда, не настоящие раскопки, а так... Искали оружие, ордена, для
продажи. И при мне раскопали немецкого сержанта. Это мне потом сказали, что
он сержант-артиллерист. Я увидел немного. Первое, что откопали, были его
ноги в ботинках. Ботинки были зашнурованы кожаными шнурками. Шнурки были
завязаны на бантик. На бантик. С длинными петлями. Я увидел узел,
который пятьдесят с лишним лет назад завязал живой человек. Завязал, а потом
умер. Завязал точно так же, как я завязываю шнурки В точности так же. Он
их завязывал, делал движение, которое я отчетливо себе представляю.
Завязывал, не думал, что его убьют. Просто, когда я увидел эти ботинки, я
впервые в жизни встретился с живым немецким солдатом, в смысле солдатом Той
войны. И отношение к войне у меня стало еще сложнее. Намного сложнее."
"
Да, хорошо у него о восприятии. И как от постоянного упоминания и использования что-то стирается... И что одна реальная деталь порой может рассказать о чем-то больше, чем много фильмов(
……………………………
Саш, так и мне он давно уже не дедушка. Это он мне казался им в шестом классе)
Поэтому если что-то из Гришковца советовать почитать, так это Рубашку
А относительно дедушки - так я просто пытался донести мысль что хотелось бы думать о любимых авторах как о неких buddy, с которыми можно запросто сесть, поговорить и выпить
«и раздирают нутро вопросами “Если бы мне так – а смог бы сам?”
Я после каждой такой книги себе этот вопрос задаю
да, детально, интересно и атмосферно.