Помнишь, брат, пески и волны, помнишь, были мы с тобою Наблюдателями света с высоты небесных тел: Очумевший божий ангел дунул в дудку в кайнозое, Получил свой подзатыльник и на корточки присел. Как из воздуха явились, воссияли и пропели Запрещающие знаки и запретные плоды. Сын, отец и кто-то третий на златом крыльце сидели, Ангелята вились рядом, трепетали: жди беды. Говорят, в тот день дикарка, впав у господа в немилость, На груди своей пригрела желтоглазую змею...
Где мои ключи от дома и откуда появилась Эта яблоня на горке? Я её не узнаю. Плачет женщина за сорок, лезет в жизнь, как в маломерку, Осторожно к нам подходит, неумело шутит нам: "В райбольнице нынче дали инвалидность мне посмертно, И теперь не надо ползать по облезлым этажам". И не сходятся потери в книге судеб и учёта, Будто что-то упустили, дебет-кредит не свели. Словно тлели, а не жили — мало смысла, много трёпа, Словно в поисках надежды оказались на мели. Ощути, мой друг безликий, как дыхание сковало, Посмотри: рябина бьётся о графитный тротуар. Тянет сеточку арахна, просит мама покрывало. И ничто на свете белом не пробудится от чар. Будут сны давить, как камни, будет нож на аналое Сам вычерчивать молитву, джигу-дрыгу танцевать. Очумевший божий ангел видит небо голубое. До него теперь неблизко, до зимы — рукой подать. Мы скитаемся и чуем что-то еле уловимо, То, что сбило нас со счёта, что забыто головой. Помнишь, брат, мы наблюдали за мятежным херувимом? Помнишь: мы закрыли уши в день, когда трубил второй.
Невероятно классно, fishsoul!