Тень игуаны поит луна –
тегуаньинь над лужей.
Дебри! И я – одна.
Где ты, мужик – не ужик?

И покуда вечная мгла,
по углам
буду незряче щериться
ящерицей.

На сердце вина.
Он сердится на
меня
невменяемую,
меняющуюся.
(Ха! Миллионы таких же)

Нет же, не грустно,
но не распутаешь
узы нетеплокровия.

Дома – не тише, – ещё суровее:

Моему (аж до точки) суженому
с пяточки батеньки – На! –
лягушки спатеньки на бочок.

Война? Ничего. Завтра – хуже.

Змейся не смейся,
а я – жертва гремучей смеси, –
свернусь и вернусь
неуязвимой в утро,
на извилину стану мудрой,

не то, видишь ли, борода в очки
старому лезет,
что впору в будущем
открыть земноводочную.

Простить его? Вот ещё!
Опять надают по жабрам.

Сбегая в уютной шапке,
в шаткий ушаркать климат?
Фиг ли куда-то примут
такого монстра.

Вниз посмотрю с балкона
и улечу к драконам
на остров Комодо.