Умственно усталый, под щадящим солнцем, торможу наводящие мысли. Как же так, почему всё так вышло?
Как же пусто внутри, как пусто – словно брокколи с её шевелюрой; с трудом шевелю руками – гелиевый шарик несущий камень, ведомый флюгером. Овощ дохлый.
Мне помощь требуется, помощь, а я весь мир этот грузный проклял.
Восемьдесят три на пятьдесят. Глючно, ребусно. В мегаполисном местном гуле – перекати полем, – опоре едва отдаю отчёт.
Какой-то чёрт на площадке курит, течёт мороженое у самокатной девочки, третьему в капюшоне, вообще, по пикселю.
Попить бы достать по-хорошему кофе – мир непривычно вертится: небо – белая пена в миксере.
Старухи невнятно треплются о разрухе, в трёх метрах за ними, гули за крошки борются – хлеб им нельзя – я гуглил: он является для них ядом.
Надо, надо шагать домой, но меня шатает; после движений резких, не то цепляю ногой Марианскую, не то – под фресками над Эверестом.
Всякое мнится разное, а поделиться-то не с кем вовсе: дома никто не ждёт.
Август моется под дождём, смывает остатки розжигов. Это осени не поможет, нет.
Да и мне не положено тут оставаться дальше.
Напористо качая прожитое, сквозь лица пульсирует улица.
Не люфти, соберись – завтра ехать на дачу. Плавно встали и... Хватит хмуриться.
Понравилось!