Эти строки о том, как летают над полем снаряды, Заменяя собой обомлевших от ужаса птиц, В море супа с котом, что состряпали думы да рады, Где багровый прибой обивает пороги границ.
Эти строки о том, как в лесах размножаются танки, А простого зверья даже ночью с огнем не сыскать, Как под каждым кустом тлеют хрупкого мира останки И разросся бурьян на бульварах - гангрене под стать.
Эти строки о том, как звереют нормальные люди, Умножая число людоедских привычек в еде, Окровавленным ртом безо всяких сопливых прелюдий И развесистых слов пожирая таких же людей.
Эти строки о том, как тупеют разумные лица, Видя только врага, где намедни маячил сосед… Стыдно станет потом, если будет кому устыдиться И утихнет пурга на страницах центральных газет.
Немцам до сих пор стыдно. Но опять же, не всем немцам. Треть из них так и осталась нацистами, спустя десятилетия после второй мировой. То Вот и сейчас точно так же будет.
Эти строки о том, как размножились амии клонов, "Какбэнеовойне" повествуя открыто, взахлёб, И экран голубой, где "Намедни" маячил Парфёнов, Проводил телезрителей в рай поцелуями в лоб.
Треть из них так и осталась нацистами, спустя десятилетия после второй мировой. То
Вот и сейчас точно так же будет.
"Какбэнеовойне" повествуя открыто, взахлёб,
И экран голубой, где "Намедни" маячил Парфёнов,
Проводил телезрителей в рай поцелуями в лоб.