1/
Два зеркала, ты между ними,
корней ни в ком из трёх,
и там, где отраженья дымные
ложились на весло
полуистаявшими лицами,
вдруг понимаешь – не Элизиум.

Прореха в чём-то.
В пустоте?
Снов пепел отсылая к вазе,
предуготовленное тело
натри божественными мазями,
жди — дней заточенное лезвие,
/своё и только/, ахиллесие.

Спит демиург, конструктор lego
забыв сопроводить консолью.
Звучит безумная элегия:
двусмысленная, злая. Sorry.

2\
Мы не в плену, мы обознались просто. Тихо
часы, размеривая вечность, тикают;
секунды и минуты — счёта рикши,
бывает даже – стрелки хода лишние,
и так всё ясно, и без них понятно:
жизнь – зебра, окровавленная пятнами.

Встречай слова и провожай словами
тоску походную, тоску диванную;
на высоту взирая с глупым ликом,
себя не находя, но, всё же, кликая,
храня в прогорклой чёрной таре
абзацы, сноски, комментарии.

Вой бестиарий, пополняясь тленом —
богемным искушением шагреневым,
первертной чувственностью дышит каждый атом.
Ты — собиратель антиквариата.

3/
Потёмки потёмкины – тонкие ветки судеб,
плоды наливаются в тяжесть/такая тяжесть,
отплодоноситесь – каждый в свою посудину,
и — в натюрморт, светотени блюдя винтажность.

Ветер. Холодное пламя в неблизкой точке,
жизнь за спиною – в небрежность игра, в небритость,
поиск закончишь суглинком, под влажной почвою…
Эй, минотавры, где ваших пещер со-критие?

Где лабиринты, спирали, суды истории,
вечное возвращение, Агни угли?
Я
просто обязан вытравливать песней Голема,
всё обращающего в немоты со-googl-ие!

Но – безысходно. Атлант расправляет плечи,
сбрасывает богов, небеса и люстры.

Глянь в телескоп, ну хотя бы сегодня вечером,
нет ни созвездий, ни мифов. Объекты. Пусто.

4\
Так пусто, что ни сном, ни духом,
ни питием;
там за окном пылает Дурги
оброчный лен,
квадрат становится понятен
когда черно,
укутан в ночь героем катит
князь мира, но

светлы поэты страстотерпцы,
и некуда от буквы деться,
она вплетается в слова им,
дней отражения свивая.