(под впечатлением стихотворных "сказок" Маргариты Шмерлинг)

"Оглянуться не грех, грех — стоять, обернувшись назад,
погружаясь в прошедшее снова, и снова, и снова"
"Давай напишем песню о весне,
Напишем звон капели, крики чаек,
Влюблённых, что почти не замечают,
Ни луж, ни... Эй, напишем обо мне!"(с)Мурр

По невидимой ниточке, по острию ножа —
и не остановиться, не спрыгнуть — бежать, бежать —
меж Харибдой и Сциллой восторженно-дерзкий путь
преодолевала, лишь стоило мне уснуть,
и, подобная Фрэзи — бегущая по волнам...
Только в том-то и дело, что Фрэзи была одна
в неуёмной, манящей, бушующей зге стихий.
Ну а я замечтала тебя: ты творил стихи.

Пусть грядущее Пифии ведомо — Дельфы с ней —
я была безрассудна, ты — дивно пригож и смел!
И случилось: мгновенно по месту пришёлся пазл:
это ты в мой непуганый мир с потолка упал,
будто манна в бескормицу, будто в бессолье — соль...
С этих пор я с твоими стихами сверяла всё!
И готова была, никаких не жалея сил,
за тобой — добираться до новых харибд и сцилл,
самым верным — по пёсьи — хоть юнгой, хоть денщиком,
за тобой, не считаясь ни с кем, потеряв покой,
за тобою, лишь эту незримую связь ценя,
отдавая все царства свои за — тебе — коня.

Но, чем больше радела, тем мельче крошился пазл,
и однажды конь, занедужив, в пути упал.
И, озябнув, зачахло солнце на небесах:
ты совсем перестал, как прежде, стихи писать.
И смолою стекала на плечи крутая мгла.
В ней дышал змей раздора, озóрен, тысячеглав,
изрыгая пророчества, прочные, будто факт,
что никто здесь не мастер, но всяк из себя — профан.
Вещный признак былого — скелеты лихих коней,
в них волшебной поэзии-жизни ни капли нет.
в них волшебной поэзии-искры растаял блеск,
ни согреть, ни напиться — отныне ступайте без.

И застыла незримо выжженная печать,
и на голос зовущий нет голоса — отвечать.
Ни водою, ни посуху, ни под землёй, ни над —
не сойтись: все пути запечатаны, все — не нам.

Ни тебя, ни коня, ни пол-царства — пустым-пуста.
И от жажды черствея, бреду — за верстой верста.
И в тяжёлом забвении скорбных ночных минут
меж Харибдой и Сциллой в удушливом сне тону —
погружаюсь в пучину, не закрывая глаз,
ни о чём не прося, не надеясь, чтоб кто-то спас,
каменею, приемля причастность глухим низам:
то Харибда, то Сцилла глядят сквозь мои глаза...
...И с трудом просыпаюсь из мертвенно-чуждых тел:
не прижиться мне-пламенной в каменной тесноте.

...А сегодня в пустыню улыбчивый май пришёл...
Я прошу тебя, сказка, окончимся хорошо!
Размурлыкай мне душу, растéпли-заговори!
Ты ведь знаешь, что сциллы ничуть не нежней харибд...