Зима со снегом не спешила,
отчаявшись сокрыть следы,
мешками белыми на шило,
давно не виданной беды.

И белый день смотрел на мертвых
по обе стороны Днепра,
сполна отдавших душу черту,
гадая, кто из них неправ.

Белели пальцы, уши, лица,
но каждый был и глух, и нем,
успешно не дождавшись блица
на этой как бы не войне.

И черной росписью на белом
вещали вороны о том.
что в общем, но отнюдь не целом,
неважным вышел суп с котом.

Терпела белая бумага
поток газетных нечистот,
и шел навстречу быстрым шагом,
такой же черный, третий год.

Окрест привычно стужа крепла,
и, словно в странном полусне,
кружились тихо хлопья пепла,
почти похожие на снег.