Так легко говорить об ушедшем, когда понимаешь, что каменные города обнимают всё крепче и злее, и бледнее листва, и чернее закат, только мы навсегда одной осени, брат, одной осени в пыльной аллее.
В ней тропа на тропе – исходили траву, бесполезно в просветах искать синеву между нитей сырой мешковины, и царапает дождь, но тепло, как в раю, потому что как только я взгляд уроню, ты примкнёшь к журавлиному клину.
На коре отшумевших деревьев резьба, а в конце бесконечной аллеи изба манит всех, кто устал, полусветом; иногда солнца луч прижигает нарыв; мы с тобой одной осени, брат, но ты жив, просто было дурацкое лето.
Было солнце и юркнуло старой лисой, листьев звон отошёл безнадёжно пустой, откружились окурки белея: ноги сами дошли до нежданных утрат; просто мы навсегда одной осени, брат, в бездне дыма пустынной аллеи.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Так легко говорить о себе не таясь, проверяя с пространством и временем связь, эта связь и зовётся судьбою; нить надежды тонка, а кручина остра – ты не плач, не печалься о прошлом, сестра, что бы в жизни ни сталось с тобою! Белоснежным платочком слезу утерев, ты оставь маяту среди старых дерев и иди, продираясь сквозь чащу. там вдали, за рекой, слышен запах костра - это скит для заблудших поэток, сестра…
В глуби аллей кружила королей, но ни один из них не стал милей, чем скромный рыцарь без коня и за́мка, он тщетно шёл секретно по пятам и каждый раз от счастья улетал, когда над ним смеялась куртизанка.
Трава была мягка, луна легка, вода теплей парного молока, в пространстве повернулся век на прошлый, на месте скитов пасся нежный скот, и чьей рукой сорвался сочный плод, а в чью упал — судиться слишком пошло.
Внутри горели бурные костры и языки горячие остры сплетались, вырываясь из-под власти молчания, обычаев и норм; хватало зрелищ с хлебом и вином на столь незабываемый блокбастер.
Заслушался ты, брат мой, водолей, а здесь хоть тонну слёз на всё пролей, не перепишешь заново страницы, и скит — не выход, и в расход — не вход. Во сне я слышу, как меня зовёт, как сладко шепчет имя верный рыцарь.
проверяя с пространством и временем связь,
эта связь и зовётся судьбою;
нить надежды тонка, а кручина остра –
ты не плач, не печалься о прошлом, сестра,
что бы в жизни ни сталось с тобою!
Белоснежным платочком слезу утерев,
ты оставь маяту среди старых дерев
и иди, продираясь сквозь чащу.
там вдали, за рекой, слышен запах костра -
это скит для заблудших поэток, сестра…
рядом скит для пиитов пропащих!
В глуби аллей кружила королей,
но ни один из них не стал милей,
чем скромный рыцарь без коня и за́мка,
он тщетно шёл секретно по пятам
и каждый раз от счастья улетал,
когда над ним смеялась куртизанка.
Трава была мягка, луна легка,
вода теплей парного молока,
в пространстве повернулся век на прошлый,
на месте скитов пасся нежный скот,
и чьей рукой сорвался сочный плод,
а в чью упал — судиться слишком пошло.
Внутри горели бурные костры
и языки горячие остры
сплетались, вырываясь из-под власти
молчания, обычаев и норм;
хватало зрелищ с хлебом и вином
на столь незабываемый блокбастер.
Заслушался ты, брат мой, водолей,
а здесь хоть тонну слёз на всё пролей,
не перепишешь заново страницы,
и скит — не выход, и в расход — не вход.
Во сне я слышу, как меня зовёт,
как сладко шепчет имя верный рыцарь.