в начале было «да!». и тьма возможных версий, и суета мает, и маета сует. остекленевший взгляд, за-носчивость отверзших немую благодать и очевидный свет. но дольше тучных слов запрятались мгновенья, минуты-и-часы, недели-и-года, кричали времена, и накрывались ленью идеи не любить, не верить, не страдать…
в начале было «нет!». и боль, звонок «нольТРИшний» - рождалась чья-то жизнь, рождался чей-то смысл. зарплата – кот-пруди, но врач, почти всевышний, в субботу после двух - пришел, помог, простыл… и рос, да бросьте вы! каким к чертям поэтом! ходил-вредил-будил-бесил-любил-чернил - ну, пил, конечно же - весной, зимой и летом, но наступила осень, умер хлорофилл… он откопал свой крест на чердаке забытом, он плакал и рыдал (он мог… он был поэт) и дальше – тишина разбитого корыта,
а может – просто крик?
а может – просто свет?
поэты любят тьму, поэтам свет – до фени, им фиолетов свет, до лампочки им свет!
но чувствуя слова, тоннели и туннели, меняют «о» на «у»:
меняют «да» на «нет»…