Типичный йоркширец
в представлении британцев — немолодой человек,
прямолинейный, серьезный, обеспеченный, но скупой.

Джей — чистопробный сквалыга, старьёвщик, затёртый бумажник.
В доме старинных вещей — без числа, необъятные копи.
Ящики хлама ютятся в пыли поседелой, винтажной,
плесень жуёт с аппетитом трактаты античного лобби.
Может быть, сжалится Санта и рухлядью печку растопит?

Но не торопится добрый волшебник — летяги-олени
в царстве полярных чудес, где живут светлоокие эльфы.
А в полутёмном чулане, скрывающем гомон весенний,
тусклая свечка болезненный профиль на камне рельефит,
воском и бликами греет замёрзшую «куклу из Мельфи».

Мальчик давно равнодушен к отцовским «пещерным» закупкам.
«Проку от них никакого, ну… будут валяться в гостиной.
Впрочем, не знаю что́ срубит на тех позолоченных кубках…»
В торге ни шагу назад — постулат, перешедший в рутину,
некая смесь из охоты с вознёй закулисной, крысиной.

Лето за летом бежит, отцветая в лугах расторопшей.
Солнце по-прежнему редко тревожит закрытые ставни,
сучья бобровой запруды и берег астильбой заросший.
Кажется, время эфирно, парит — и в скольжении плавном
мир отражается, будучи с Божьим покоем уравнен.

Сколько прошло — угадай. Неожиданно много. И мало.
Память всегда неохотно свои раскрывает секреты.
Вроде бы, детство с холодной каморкой уже миновало,
только маячат у входа, как символ корысти, скелеты —
так полустанок конечный становится смертным заметен.

Помнится, раньше твердил, что таким, как папаша, не станет...
Видно, нажива не пахнет и круг клиентуры обширен,
если семья не важней отбелённой во Франции ткани
или египетской вазы из горной породы — порфира…

Кто утверждал, что у скряг непременно родятся транжиры?!