Ты носитель особого гена, что сметает любой пессимизм… он от шлаков надёжней пургена избавляет любой организм. Ты способен своим оптимизмом разломать самый крепкий забор… он сильней очистительной клизмы, что легко устраняет запор. Взять меня - ни одной путной вирши я за месяц – увы, не исторг, а сегодня, хоть что-то, но вышло… и в душе сразу детский восторг! Словно луч сквозь стеклянную призму, изливаешь ты радужный свет… стихотворца с таким оптимизмом в целом мире, пожалуй, и нет.
Да ты еще оптимистичней автора! Теперь я понимаю вещь одну: Прочтение Старших во время завтрака Усилит оптимизма глубину.
И тут не важно, что причина этого - Хороший завтрак или стих Старших. На улице Гусинова-Паштетова Я лопаю катрены за двоих.
Понятно, что чурчхела им не прислана И легче заменить ее стихом. Он как бы говорит: "Давай, бери слова! Чурчхела будет как-нибудь потом".
Но я уже теперь не в безнадежности. Гурман во мне накормлен и эстет. И верю, что при первой же возможности, Преодолев все трудности и сложности И соблюдая меры осторожности, Ты мне пришлешь с гостинцами пакет!
Я, как писатель,— средний. Как читатель — я то прочел, что и Шекспир не смог. Я знаю то, что Данте невдомек. Ясней и проще ясного, простого, что метод мой верней, чем у Толстого, и глубже оптимизма глубина и чем у Гоголя, и чем у Щедрина. Поэтому я и приму без прений то обстоятельство, что я писатель средний.
Опять в Москве беда с обеспечением – из писем стало ясно мне твоих… а ты привык чурчхелу и печение в прикуску с чаем лопать за двоих. За нею ехать, например, в Абхазию – захочешь ты на поезде едва… при случае с какой-нибудь оказией пошлю тебе, друган, десятка два… Дай бог, что всё задуманное сбудется, и ты попьёшь с моей чурчхелой чай… и понесёшь свой оптимизм на улицу голодным и сердитым москвичам.
что сметает любой пессимизм…
он от шлаков надёжней пургена
избавляет любой организм.
Ты способен своим оптимизмом
разломать самый крепкий забор…
он сильней очистительной клизмы,
что легко устраняет запор.
Взять меня - ни одной путной вирши
я за месяц – увы, не исторг,
а сегодня, хоть что-то, но вышло…
и в душе сразу детский восторг!
Словно луч сквозь стеклянную призму,
изливаешь ты радужный свет…
стихотворца с таким оптимизмом
в целом мире, пожалуй, и нет.
Да ты еще оптимистичней автора!
Теперь я понимаю вещь одну:
Прочтение Старших во время завтрака
Усилит оптимизма глубину.
И тут не важно, что причина этого -
Хороший завтрак или стих Старших.
На улице Гусинова-Паштетова
Я лопаю катрены за двоих.
Понятно, что чурчхела им не прислана
И легче заменить ее стихом.
Он как бы говорит: "Давай, бери слова!
Чурчхела будет как-нибудь потом".
Но я уже теперь не в безнадежности.
Гурман во мне накормлен и эстет.
И верю, что при первой же возможности,
Преодолев все трудности и сложности
И соблюдая меры осторожности,
Ты мне пришлешь с гостинцами пакет!
Я, как писатель,— средний.
Как читатель —
я то прочел, что и Шекспир не смог.
Я знаю то, что Данте невдомек.
Ясней и проще ясного, простого,
что метод мой верней, чем у Толстого,
и глубже оптимизма глубина
и чем у Гоголя,
и чем у Щедрина.
Поэтому я и приму без прений
то обстоятельство,
что я писатель средний.
эпитет выводя на ярлыке…
вот, все вокруг считают палец средним -
хотя он самый длинный на руке.
из писем стало ясно мне твоих…
а ты привык чурчхелу и печение
в прикуску с чаем лопать за двоих.
За нею ехать, например, в Абхазию –
захочешь ты на поезде едва…
при случае с какой-нибудь оказией
пошлю тебе, друган, десятка два…
Дай бог, что всё задуманное сбудется,
и ты попьёшь с моей чурчхелой чай…
и понесёшь свой оптимизм на улицу
голодным и сердитым москвичам.
Наверно, всё уже послал.
Нам оптимизм дает чурчхела,
Как травы с листьями - ослам
От тридцати чурчхельных штучек
Я сплю счастливо по ночам.
И, оптимизмами навьючен,
Несу их утром москвичам.