– Ворчишь, как дед! Никто не виноват,
что нынче май и холоден, и скуден.
– Настурции побил сегодня град,
и сжался шёлк небес в сырой лоскутик.
– И мы не те, что прежде.
– Да, прости. Я стал ленивым, вялым, как спросонья.
А время утекает из горсти,
не удержать – мешает дрожь в ладонях.
– И ты прости, что чаще говорю
о том, что было…
– Знаешь, дорогая,
зашторь окно. Не верь календарю,
давай его обратно пролистаем.
…Июнь шумел, как мальчик озорной,
нам в этот год исполнилось семнадцать,
я ждал, что скоро будет выпускной,
и я смогу с тобой поцеловаться.
Ты помнишь наш неловкий первый вальс?
– Конечно, до сих пор волненье живо.
– Ты вздрогнула, румянцем залилась
и руки мне на плечи положила.
– Кружился вальс. Кружилась голова,
в глазах мелькали солнышки настурций…
– Не зная, как любимых целовать,
к твоей щеке губами прикоснулся -
лавина, пламя, холод и жара!
Не мог дышать, от радости сгорая.
Ты мне тогда сказала: «Вот дурак!»
– Не помню…
– Всё ты помнишь, дорогая!