Он уже и не рад был, но куда ж от нее деваться, -
от такой сумасшедшей, странной, артезианской,
говорит, что упала с луны, вот бери не верь…
То ревет без причины, то рифмой вскрывает вены,
то циновки плетёт на стены своей Вселенной,
с указательным шепчет:” тссс,” запирая дверь.

“Я открою секрет, и мы никому не скажем,
видишь родинки- это крышки от узких скважин,
каждый стих - это новая точка, печать и след…
Знаешь, мне не уйти, не сбежать от таких отметин,
мама в юности убеждала- все кончится, переедем
и ты больше не будешь вынашивать их… но нет…”

Бес шептал ему:”ну исчезни, ну помоги ей,
излечи от межреберно-сладостной невралгии,
ночью скальпелем не родившиеся проткни …”
Он поддался чертям, он ушел, но стихи оставил,
превратив повседневность в такие бои без правил,
что она и сама оказалась безумной войне сродни.

А ночами шептала:” non è rimasto niente…”
Забиралась на крышу - бывали порой моменты,
и Луна ей прощала упреки и остроту.
А она до утра играла ей на гобое,
небо было черное-серое-голубое…
Новый день наступал, и нанизывал пустоту.

Их тоска пополам разрезала зрачком кошачьим…
Он себя убеждал- почти ничего не значит,
там в сплетенье солнечном, груда больших камней…
Камни вес набирали, и с каждой пустой неделей,
в них обоих виднелись,болели, росли, темнели
пятна памяти, словно кратеры на луне…

Одиночество в нем, (не считая ходьбы по бабам),
разрасталось в полнолуние баобабом,
наблюдая царицу ночи в своем окне
говорил:
"Передай ей, чтоб она позвонила мне..."