И кидает меня от стены к стене,
и трясет по такой шкале,
что креститься - просто царапать лоб,
словом сшивать разрыв.
И чужие- близкие вторят мне:
“ну-ка девочка, повзрослей,
это хворь из блядских таких хвороб -
ежепятничный рецидив.”

А была бы обшита джинсой душа -
непременно была б модна,
вся истерта, отмытая снегом синь,
дыры, да лоскуты.
Налепить бы там латки, прибавить шарм -
выросла бы цена…
Под обшивкой белеет песок пустынь,
в них поселился ты.

Вновь меня, как натурщицу на снегу,
не одетую ни во что
одевают художники на холстах,
только вот всё не те.
То трясется рука рисовать нагую,
то набросят на грудь пальто,
моветон, мол, милочка, рубит в пах, -
что на снежном кривая тень…

Эпизодам любви отведен свой срок -
отрывной календарь безумств.
Лист последний срывая моя рука
холодеет, но не дрожит.
Фаталист всяк финал бы списал на рок,
а не на трезвый ум.
Светофорным запретным горит строка:
“Девочка, это жизнь.”