“восточные потерянные фантазии из семи стихотворений, найденных мной в чужом блокноте на берегу несуществующей реки“

почему-то оглядываясь на прошлое, я удивляюсь самому себе. откуда в голове рождались строки? по чьей музыке сочинялись стихотворения? для кого и для чего? ветер с востока разбросает буквы, и буквы станут плакать от одиночества. кто соберет их в единое целое, тот сможет сложить мозаику из семи картин моего сердца. я сейчас держу в руках первую фантазию, и сердце исполняется печалью, слушая флейту, звучащую далеко, далеко отсюда.

беспокойно в душе, беспокойно.
безысходно тоскливо в глуши.
за песками пески.
в их раздолье
безраздельно царят миражи:

синезвездные ночи в бессонном
Хороссане с красоткой одной,
где целуя ее отрешенно,
замирал под лимонной луной,
вспоминал я родные березы,

где рассветная птица поет.
над утраченным счастьем угрозой
закружилось вранье-воронье:
затерявшись в персидских просторах,
и примкнувший к таким же глупцам,
я теперь расплетаю узоры
в обручальном кристалле кольца.

беспокойно в душе.
нет покоя
на чужбине,
и в сердце мечта:
в голубом бесконечном просторе
подхожу я к небесным вратам.

и если не пишется новое, ворошу забытое старое. ветер подхватывает стихотворения и кружит воспоминаниями.почему-то на ум приходят грустные мысли. беру восточную фантазию в ладони и долго, долго всматриваюсь в нее.

я, как пес приблудный,
жмусь к забору милой.
в голове нетрезвой
ветер в проводах.
все гудит, и пусто.
источают мирру
под ладонью доски.
пахнет резеда.

оглянусь, в округе
ни души, ни света,
только в переулках
воют сквозняки.
сколько писем нежных
было без ответа?
как же мы с тобою
рядом далеки.

теплый свет в окошке.
кошка на крылечке.
сохнет на веранде
свежее белье.
на краю деревни
серебрится речка.

а за мной пустыня,
смерть, да воронье.

не нашел я счастья
вдалеке от дома,
ни в садах персидских,
ни в объятьях дев.
у двора родного,
где так все знакомо,
вскрою вены бритвой,
к жизни охладев.

по каплям текут воспоминания о пройденных дорогах, о песке, который с барханов сдувает пронизывающий ветер, о криках верблюдов ночи, об объятиях, слаще которых нет и никогда не будет. кто мне ответит, в котором из миров, мне предстоит вновь очутиться после этого мира?кто?

полуночная лунная ртуть
оседает устало на ветви.
невозможно при свете уснуть:
заливает дома и мечети
серебристая звездная грусть.
полнолуние. бабочки-сны
по спирали кружат с минарета,
и ныряют под всхлипы зурны
в седоватые кудри поэта.
ощущение мутной вины:
Ориона мерцает стрела.
там за морем хазарским родная
сторона, что меня родила,
разухабистая да степная,
за позорный побег прокляла.
я скрываю обиду и злость
у Саади в саду подвенечном,
собираю по капелькам в горсть,
утопая в цветах бесконечных,
блеск росы,
как непрошеный гость.
приоткрою случайно чадру
луноликой Жасмин синеглазой,
и отпряну от ужаса.
вдруг,
смерти бледной горящие стразы
позовут чужака к алтарю.

я открыт перед тобой, Господи. возьми и проведи дождем, опали знойным солнцем, выбели кости мои, в напоминание глупцам. не ищите, не стучитесь, не обрящете...

предрассветное чувство глубокое
одиночества
сердце щемит.
и не спится.
луна лежебокая
режет светом ночной аксамит.

арабески, мечети и
статуи
заслоняют боязнь пустоты.
дарит Персия боль непонятную,
возвращает любимой черты.

час прощания мой,
и прощения
у Востока седого прошу.
словно вор я искал вдохновение:
променял на шербет черемшу,

на арак из аниса
березовый
квас домашний,
платок на чадру.
в Хороссане рассвет бледно-розовый,
а в деревне родной - ярко-руд.

только кислым вино
оказалось то,
а от сладости зубы скрипят.
с персиянкой расстался без жалости,
точит нож на меня ее брат.

вот встречаю
рассвет в одиночестве.
здравствуй солнце!
что скажешь ты мне?

воронье,
как святое пророчество,
ухмыляется на ремне.

счастье на дне, я плыву к тебе, пью океан. пусть и такой ценой. пусть. мороки и миражи, джины и шайтаны хороводят вкруг меня. черные дервиши кружат и кружат хмельную голову.уйдите прочь!прочь! прошу!

окружили меня неизвестные
люди-дрянь и разгул кабака.
потерявший в запоях невесту, я
корчу, пьяный, для них дурака.
пью до чертиков с мерзкими рожами,
до потери сознания пью
из бутылки губами приросшими.
первой девке стихи отдаю:

“...изотрутся до тусклости лунные
дни без ласок твоих, Шаганэ.
раскрошатся в песок над аулами
эти строки, и канут в вине.
саксаулы во мгле перекручены.
руки черные тянут извне,
шарят наглые мертвыми сучьями -
мертвецы на проклятой войне.
и в пустыне печали бездонные
крики сов чьи-то тайны таят.
залетит мотыльком на ладони мне
фиолетовый цвет миндаля...“

засыпает девчонка кабацкая,
игроки начинают шуметь.
эх, Москва, городище, ты адское.
беспробудный полуночный бред.

в одной из восточных фантазий, которые были написаны до того, как у моих ног из мыслей сформировалась песчаная дюна, можно заглянуть в будущее, и понять прошлое. я чувствую себя неким провидцем, готовым сражаться за не сказанное слово, чувствую себя человеком, у которого предначертана судьба до его рождения. просыпая сквозь пальцы песок слов, всматриваясь в незатейливый рисунок, ищу ответы на не существующие вопросы.

дорога над городом дорога,
по которой радуга дугой,
но другой дорогой я с востока
возвращаюсь с птицами домой,
говорить о розовых мечетях,
о цветах, дающих черный яд,
стариках, которые как дети,
и о том, о чем не говорят.

ожидал шелка и водопады,
караваны с золотом и хной,
прочитав газели у Саади,
не нашел у мудрости покой.
проиграл верблюда и дирхемы
возле стен персидского дворца.
не нужны Ширазу чужеземцы,
не за тем, наверно, погнался.

подо мной рассерженное море
гонит волны, полные тоски,
боли неоконченных историй.
соревнуюсь с ним вперегонки.
и в песках забвения исчезли
о любви пылающей мечты.
небо цвета синей акварели
превратилось в чан нечистоты.

возвращаюсь, но не той дорогой,
по которой радуга дугой,
заключенный с птицами
с востока,
в тесной клетке
еду я домой.

***
велик от Земли до Сатурна предел,
невежество в нем я осилить хотел.
я тайн разгадал в этом мире немало,
а смерти загадку,
увы, —
не сумел.

Ибн-Сина.

***
не кружитесь вороны,
не ваш я.
в череде придуманных событий
тело давит мантия монашья.
ни любовных странствий, ни открытий.

сожалею, что так вышло, пэри.
двери не открыть без прежней силы.
в кабаках сидел до отупения,
и топил в стаканах ваше имя.

сочинял о Персии газели,
проклинал судьбу, когда ненастье.
на восток взирая пьяно,
пел я
журавлям и ласточкам на счастье.
где-то там, за звездным коромыслом,
где Шираз опаловый сияет,
наполняет жизнь поэта смыслом,
бабочки луну благословляют.

на чужбине вымолил прощенье,
излечил духовные болезни.
по морям, оврагам, и ущельям
плыл к любимой,
шел,
и лез я.

не дошел, не выплыл, не добился.
мир сильнее, сука, оказался:
лодка затонула возле пирса,
съездил Бог удачно по сусалам.

без любви,
без счастья,
безголосый,
у забора я лежу в распятии,
и роняют цвет свой абрикосы
на мои кровавые запястья.

не кружитесь вороны,
не ваш я.
отдаю по капле долг любимой,
чтоб проснуться в комнате однажды,
чтобы вспомнить
истиное
имя.