Игоря Петровича Голощапова, пенсионера, в прошлом ведущего инженера НПО "Туман", в заграницу не тянуло. Совсем. В своё время он намотался по командировкам по всей стране, от Петропавловска-Камчатского на востоке до Калининграда на западе, от Байконура на юге до Амдермы на севере – и попросту не видел смысла в загранпоездках. "Чего я там не видел? – спрашивал он сына Вовку, который с завидным упорством регулярно убеждал отца съездить то в Турцию, то в Египет. – Наше море ничем не хуже, а их сервис мне по барабану. Вон у меня сервис – огурчики, помидорчики. Сам растил. Оно и вкуснее и приятнее. А прибраться в комнате да приготовить что – мне не в тягость. Так что, ты Вовка, наливай да закусывай. Моя самогоночка всяко лучше всех этих текил заморских."

Однако такое отношение к поездкам возникло у Игоря Петровича не сразу, как он вышел на пенсию. Тем более, что случилась она ранней – северный стаж был не маленьким. Напротив, сначала Петрович даже ждал, когда можно будет попутешествовать. Но поначалу мешала первая форма, с которой бывший инженер сроднился ещё с семидесятых, и связанный с ней десятилетний запрет на выезд, а за эту десятилетку он втянулся в дачные заботы – и желание куда-то ехать совершенно пропало. А уж когда умерла Зина, жена, так он и вообще переселился на дачу, возвращаясь в город только на зиму. Однако с появлением Интернета возникла у Петровича привычка путешествовать по городам и странам виртуально. Вовка ехал в Прагу – а отец в это время там гулял на экране монитора. Вовка в Лондон – и Петрович в Лондон. Вовка приезжал, делился впечатлениями, рассказывал о красотах – а отец его выслушивал, да ещё и дополнял. И посмеивался. "Бать, ну там красиво. Сказка!" – говорил сын. "Сказка в душе, сынок, – слышал сын в ответ. – А ты не про сказку говоришь, а про виды, про картинки. А картинки – вот они, смотри, – и отец показывал фотографии, выкачанные из Интернета. Моя же сказка вон – за окном." Сын пытался возражать, но отца было не переубедить.

В этот день, как говорится, "ничего не предвещало". Вовка приехал к вечеру, привёз отцу чешского пива. Поговорили о погоде, о здоровье, об учёбе внуков Игоря Петровича. Затопили баньку. Разговор снова коснулся сказок, но сначала как-то вскользь. А потом Петрович сказал: "Вот, кстати, смотри, Вовка – сказка". И показал на фотографию, украшающую рабочий стол экрана монитора. На рисунке был вечер, вдоль мокрой от дождя улицы стояли красивые, действительно сказочные, домики, по улице двигалась пара старинных, похожих на игрушки, трамвайчиков, а впереди виднелись море, кораблики, острова и горы. "Видишь, – сказал Петрович, – художник с душой рисовал. И это чувствуется. И ехать никуда не надо – всё здесь, всё по-доброму". Сын внимательно посмотрел на экран, потом перевёл задумчивый взгляд на отца и сказал:
– Это не картина, пап. Это фотография. Обработанная, правда.
– Да какая это фотография? Трамваи без проводов. Так не бывает.
– Бывает, пап. Это Сан-Франциско. Канатные трамваи. Туристы на них катаются и фотографируют, а потом фотошопят. Ну или картинки по этим фотографиям рисуют. Но не в этом суть. Вон, видишь остров впереди. Это Алькатрас. Там была тюрьма. Она и сейчас есть, но там уже никого не держат, но раньше… страшная это тюрьма была и очень известная. Так что в твоей сказке есть островок несвободы. Как и в любой волшебной сказке, впрочем…

Наутро сын уехал. Игорь Петрович проводил его, вернулся в дом, включил компьютер и минут десять разглядывал фотографию на рабочем столе. Потом снова вышел на улицу, оглядел огород, забор вокруг него, калитку, посмотрел на небо и на лес на горизонте. "Тюрьма, говоришь? Остров?" – спросил он в пустоту и опять вернулся в дом, где сел за компьютер и набрал запрос в Гугле "туры в Норвегию". "Вот с неё-то мы и начнём, – подумал он, – там вроде как даже тюрьмы сказочные". В тюрьму Петровичу не хотелось…