Однажды город, в котором жили только пьяные писатели и поэты (некоторые из них были ещё мёртвыми, а некоторые – уже живыми), захватила старая Ведьма. А может, и молодая, – в паспорт ей никто не смотрел. В зубы – тем более. Старожилы поговаривали, что ведьму звали Петровна Яна, сокращённо – Пьяна, но это не более, чем домыслы ради красивого каламбура.
Так вот. Ведьма ненавидела три вещи:
метафоры,
писателей-поэтов,
алкоголь.
Как уже ясно из выше сказанного, больше всего в жизни Ведьма презирала вот этот самый город, который накануне и захватила. Канцеляризмы тоже не любила, но это совсем другая история.

Городской вытрезвитель стал Дворцом управления, буфет – Парламентом, Пивная осталась пивной, в ней только презрительно, точнее, трусливо-надменно сменили вывеску. На новую, неоновая, тёмная надпись стала светлее. Подавать в буфете стали и чай. Утром – зелёный, а вечерком – вполне уже созревший, чёрный.

Ведьма самолично написала первый закон, понятно, какой. Сухой. Понятно, о чём: пить можно только ту жидкость, которой вы поутру чистите зубы.

Второй закон, если верить домыслам, Ведьме помогли сформулировать новоявленные приспешники (в любом городе, даже в не сказочном, ситуация одинаковая: если есть Ведьма, значит, есть и приспешники):
– Все жители города должны завтра до 11:00 сдать алкогольную тару в установленное место. Завтра до 11:00.

Надо так надо. Тару так тару.

1
Первым пришёл поэт с эфиопскими корнями. В это время начался ураган, он мглою кроил небо. Поэт пришёл с кружкой из деревянного шпона с ажурной оловянной «рубашкой». Где-то плакало дитя. Или зверь? Непонятно. За его неспешными шагами через разбитое окно наблюдала старушка. Она безмолвно, про себя, повторяла слова, какие-то непонятные архаизмы-молитвы. Искала ёмкость для питья, из которой давеча вместе со своим выходимцем коротала скучные вечерние времена. Увы, кружка уже лежала в центре городской площади, в установленном месте.

2
Затем явился бывший священник, будущий писатель, Мари-Анри Бейль; это его настоящее имя, псевдонима никто не помнил, да и сам он забыл свой псевдоним – понятно, что француз. Жил он в нищенской обители, которую иронично именовал Пармой. Достал из сумки фирмы «Le Rouge et le Noir» красное вино и тёмное пиво. Всё вылили на мостовую и начал орать: «Бедность и жадность побудили человека, способного на невероятное лицемерие, совратить слабую и несчастную женщину и таким путём создать себе некоторое положение и выбиться в люди…». Бутылки выбросил в реку (не добросил, понятно, до набережной было где-то треть лье). В установленном месте оставил шикарную сумку, из кожи неизвестного животного, с бархатными кармашками для хранения монет. Поговаривают, что спустя полтораста лет синдромом Стендаля назовут редкое психосоматическое заболевание, при котором пациент остро воспринимает произведения искусства, словно переносится в изображаемую реальность.

3
Хемингуэй пришёл. С кошкой. Кошка напоминала старого льва, которого он видел во сне, сон приснился тогда, когда прилёг на минуту в шезлонге из плотной ткани цвета карибского пляжа, жёлтого от солнца, а может, от луны – кто знает! – он дописывал своего «Старика и море», а в это время уже какой-то жёлчный paparazzi задумал статейку, в которой, спустя годы, исследуя творчество писателя, хотя, скорее, не творчество, а его vida, не сказав perdona, промолвит: «Четверо из шести американцев, получивших Нобелевскую премию по литературе, были алкоголиками. Около половины наших писателей-алкоголиков рано или поздно убивают себя». Старик, который придумал «Старика…», оставил на площади своих кошек, чтобы они больше ему не снились в виде старых песочных львов. Он услышал рык льва…

В это время Анри достал из сумки фирмы «Le Rouge et le Noir» красное вино и тёмное пиво. Всё вылили на мостовую и начал орать.
…

4
Не совсем, но почти в это время несовершеннолетний подросток Трумен сделал отвар из луговых трав (или арф?), залез на дерево и начал петь песни, которые проклинали всяких старых дев, то есть ведьм… В установленное место принёс пару надколотых желудей, ромашковый желток, сиреневые язычки полевых колокольчиков, чудом сохранившиеся к середине октября.

45
Какая-то баба пришла, притащила отвар из ягод. Похожа на Цветаеву, но не она. Затем пришла Белла, ах! поймала белочку. Ушла.
Обе оставили в установленном месте какое-то гениальное непонятно что…

451
На площади появился не местный житель, Рэй его звали. Турист, скорее всего. Милилиция Ведьмы (это новый орган охраны правопорядка, милиция + полиция) остановила мужчину, попросила предъявить паспорт. Он достал паспорт, затем «Вино из…», но даже не успев достать, его узнали, отпустили. И даже извинились. Очень долго извинялись. Увы, поздно: Рэй уже закурил, а значит, придумал… Покурил и бросил в костёр установленного места лишь вопрос: «А при какой температуре воспламеняется бумага?».
Город пылал, точно костёр, рассыпанный ветром, красный, жёлтый, яркий, жадный, и каждый уголёк, каждая искра, пламя, огонёк кричали … вслед своё прощальное: «Прощайте! Прощайте!». Так можно закончить, – подумал Брэдбери, закурил.

5
Венечка, интеллектуальный алкоголик, только ступив на привокзальную платформу, сразу достал пачку «Примы», спустя четыре секунды – закурил. Поезд «Москва-Петушки» превратился в точку. «Тьфу, б…ь, какой тупой образ, – подумал Венечка, – Какой хер заключил в отточие слово «банальность?». Подошёл к ларьку, купил последний номер журнала «Огонёк». Открыл предпоследнюю страницу, там часто печатали рецепты КОД: кулинарных одиноких дев. Напитков в том числе. Не найдя и намёка на «Ханаанский бальзам», «Сучий потрох», «Поцелуй тёти Клавы» и, тем более, на «Слезу комсомолки», отнёс журнал обратно в киоск, обменял на альбом для марок, вклеил туда этикетку от пачки «Прима» и принёс в установленное место. На немой вопрос киоскёрши, тупо типа ответил:
«Мне с вами не о чем пить…»…

6
Запутавшись в берёзовых лозах, жалея и зовя кого-то, плача одновременно, пришёл Серёжа, местный хулиган. Сломал пару осин по ходу. Вёл себя дерзко, метался, как пожар голубой, скандалил, всем раздаривал автографы и шарфики. Но, прочитав на театральной тумбе заскорузлое объявление о том, что надо сдать тару, отыскал на антресолях «Англетера» константиновскую котомку, в которой лежала его ветхонькая тетрадь, именно её Серёжа притащил в установленное место, и именно ей сказал:
– До свиданья друг мой, до свиданья…

7
Семёныч пришёл
Без комментариев.

8...
Ладно откомментируем…

Семёныч пришёл бухой, а как ещё в то время можно было приходить? Закурил «Winston», прервал полёт (затушил сигарету, то есть). Сел на кромку скамейки в сквере городской площади, скромно, напротив церкви. Или мечети. Или пагоды. Для него это было неважно и важно одновременно. Закурил другую сигарету. Достал пивка. Снова закурил. Написал шедевр. Закурил. Выпил водовки. Перечитал шедевр. Написал новый. Выкинул в урну всё, что написал с мыслию, что такого говна-шедевру у него для населения много. Достал из урны смятый, словно поверхность Луны, лист бумаги. Подумал, что мало такого говна для народа. Закурил. Не, нормальное говно, подумал. Закурил. Перечитал. Выбросил нерв в установленное место… Умер. Но затем, передумав умирать, взял гитару, натянул вместо струн нервы и...

В это время Венечка, только ступив на привокзальную платформу, плевался в урну: «Тьфу, б…ь, какой тупой образ...".

9.
Я пришёл. Странно, зачем он явился-то?
К нему подошёл милилицейский, не церемонясь и не представляясь, спросил:
– Ты зачем здесь?
Понятно, сразу начал тыкать. Как быстро колдовство Ведьмы убило всех Вы.
Я немного оторопел поначалу, но затем быстро достал душу из пятки. Осмелел, но эту браваду Я служитель нового порядка сразу заметил.
– Я тоже писатель, – сказал Я. Вот мои документы-тексты. Вот только что я про вас рассказ написал…
– Подождите. Милилицейский взял тексты, достал телефон, отошёл в сторонку. Позвонил. Долго разговаривал с Ведьмой (ну, как долго, приблизительно столько, сколько вы и ВЫ читали этот текст). Затем, улыбаясь, отдал документы и сказал:
– Извините. Он не сразу поняли, что вы, Я, не писатель-поэт, а турист нашего города.

Хотите, Мы бесплатно покажет вам достопримечательности нашего города?