От ужасной острожной тюрьмы многотрудно к заливу Анива Сахалинской "дорогой" брели в буреломах судьбы и тайги - Топотали кандальные тьмы - застить звоном красоты залива, Растревожив рассветный покой комарья и другой мелюзги. Обагрился туман над рекой там, где было не видно ни зги Восходящего солнца… Взошло б, но иное светило светило...
Восходящее солнце страны жгла страна восходящего солнца! Обезумев от дыма пожарищ, самураи вошли в поговорки: Раз с мечом, от меча и должны... Закатилось светило японца. Тишина засыпала листвой ствол уснувшей в чащобе двустволки; Ствол у сливы-японки засох – слёз не стало ни сладких, ни горьких. Отороченный садом закат умирает, но верит – вернётся.
Оценил чей-то чеховский взгляд на глазок безнадёжные вишни; Сочиняя не-новую пьесу, сотворил бизнес-план второпях. То ли синие глазки горят, то ли балует газом Всевышний - Растянулась труба, а тайга - будто старый кандальник в цепях: Омывают дожди четверга, ну а после - хотя бы опят. Выживать вопреки нелегко, но - известное дело привычки.
Ветер треплет загривки у волн, тени берега тянутся к ночи; Отделённый дождливой завесой, материк затерялся до завтра; Рог взлохмаченных сопок-валторн завыванием бурю пророчит; Топит в пене взбешённый залив волновые удары набата – Сатанеет Татарский пролив по молитве ушедших с Микадо. Остров с бурей один на один… Но, как русский характер, он прочен.
