Простительно плакать младенцам,
а ей – не простительно, нет.

Смеётся над «банщиком»-немцем
в пятнадцать цыганских лет:
что знает он в жизни? – команды,
как самый послушный джюкэ́л*,
готовый вставать на пуанты,
чтоб только он пил да ел.

А ей – и в изорванной юбке,
и с болью в кровавых ступнях –
не выть, не скулить, в душегубку
несущей убитый страх.
(Для вольных – и страх не навязчив:
зароют их скопом в лесах.)

Никто и ничто не указчик
рождённой в степи плясать!

Не степь – Собибор: здесь в ударе
не струны – войны беспредел.
Но звуки сожжённых гитар ей
насвистывает Дэвэ́л*.

…Вот пятка стучит, вот другая.
Вот юбка взлетает, легка.
Вот, небо в судьбу запрягая,
по воздуху бьёт рука.
Вот волны в плечах, словно обнял
непрошеный кто-то спьяна…

А вот – суховею подобна,
огнём обдаёт она.
И пляшет, безудержна, пляшет,
чтоб вольный огонь не погас
вовеки и в том, кто погашен,
кого обездвижил газ.

Смотри же на это явленье,
безгласный, трепещущий пёс:
так пляшет неповиновенье,
не ведающее слёз.

Слеза полагается детям,
а ей – не положена, нет.

Смеётся, смеётся над смертью –
в пятнадцать цыганских лет!

–––––

*Джюкэ́л – кобель/собака (цыганск.)
*Дэвэ́л – Бог (цыганск.)