Июль. Солнце греет ласково, будто гладит. Или так кажется, потому что вокруг – мягкий свет, зелень и лазурь, радостные, прозрачные краски. Пенится белым ковыль, и какие-то маленькие розовые цветы поблескивают, как тропические рыбки в волнах. А над степью – облака, похожие на подтаявшие сугробы в лужах голубой воды. Мир точно застыл. И только золотые искорки-пчелы носятся туда-сюда, мелькают, оживляя летний пейзаж. Облака словно приклеены к талой синеве. Хотя нет... если как следует приглядеться, видно становится, что они плывут. Медленно плывут. Или это голова кружится от бесконечного падения в небо?
Если лежать на одеяле и, закинув руки за голову, смотреть ввысь, то забываешь, что солнце – не друг. И кожу на лице начинает жечь. Сначала чуть-чуть, а потом – сильнее. Надо уходить, но так не хочется, до того красив этот мир, благостен, ярок.
Марк слегка подобрался и напряг мышцы, собираясь встать. Но так и не встал, прошептав себе: «Ну, еще немножко». Осторожно наморщил лоб. Ничего страшного, болит, но не сильно, только если подвигать бровями. Это не ожог, а так – загар. Можно еще полежать, полюбоваться степью, небом, травой и цветами. Вдобавок Йонас привалился к плечу и, кажется, задремал. Жалко его будить.
Так Марк уговаривал себя не торопиться. Не вскакивать, как ошпаренный, и не спешить прочь из рая. Но братик вдруг завозился и сел, потирая заалевшие щеки. Вид у него был сонный и чуточку растерянный, а в глазах переливался голубой хрусталь.
- Маарк! – позвал испуганно.
- Кэп? Я здесь! - Поймав тонкое запястье брата, Марк осторожно стиснул его в горсти. - Я здесь, не бойся.
Йонас расслабился.
- Облака, они какие? – спросил мечтательно.
- Как заварной крем.
- Сладко.
- Точно, кэп! – улыбнулся Марк. - Такие сладкие, что пальчики откусишь.
Йонас поежился, а потом засмеялся.
- А еще?
- Что еще?
- Какие они, облака?
- Как подушка, - вздохнул Марк и поправился. – Целая гора подушек. На огромной-преогромной кровати.
- Мягко...
- Ну да.
Йонас нахмурился, очевидно, представляя себе раскиданные по бескрайней небесной тверди подушки, и судорога боли пробежала по его лицу.
- Обгорел все-таки? Эх ты! – покачал головой Марк и, поднявшись, наконец, с земли, рывком поставил на ноги брата. – Пошли уже домой!
Подобрав с земли одеяло, он скомкал его и запихнул в большую наплечную сумку. И, стиснув ладошку Йонаса, шагнул по мягкому травяному ковру. Но земля отчего-то пружинила под ним, неровная и сухая – он чувствовал ее подошвами, эту странную комковатую почву – и как будто осыпалась. Он сделал еще шаг – и зашатался, балансируя на одной правой ноге. Левая – провалилась в пустоту.
- Если слепой ведет слепого, - раздался позади знакомый голос, - то оба они... что?
- Упадут, дядя Ханс, - откликнулся Марк, оборачиваясь. – Но я не слепой.
- На тебе очки виртуальной реальности. Ты видишь иллюзорную картинку, а ям и канав под ногами не замечаешь. Так вы оба не далеко уйдете. И себе шею свернешь и мальца покалечишь.
- Ну-у-у... – протянул Марк упрямо, отступая обратно на твердую землю. – Ну и что? Мир так уродлив! Не хочу на него смотреть! Уж лучше быть как Йонас!
Он понимал, конечно, что дядя прав и очки придется снять. Со зрячего иной спрос, и он, Марк, отвечает за брата, за его крошечный, уютный мирок. Где облака сладкие, как заварной крем или сахарная вата, или мягкие, как перина. Где ковыль, точно морская волна, стелется под ноги. И цветут цветы. И пусть маленький Йонас не видит всего этого – он в это верит.
Дядя Ханс вздохнул.
- Знаю, мальчик. Все знаю... Иллюзии прекрасны. И пока сидишь на месте – ладно, любуйся сладкими миражами. Думай о том, что когда-то Земля была такой. Но когда идешь – изволь расчехлить глаза, - добавил он строго. – Даром они у тебя здоровые?
Марк снял очки. И тут же все пропало. Степное разноцветье и разнотравье сменилось голой каменисто-глинистой равниной, испорченной, изрытой вдоль и поперек, покрытой ямами, рвами и воронками, как очень старое, изъеденное временем лицо. Яркое голубое сияние погасло. По низкому серому небу шли пыльные, ядовито-желтые тучи. И солнце – коптящей керосинкой – в просветах. Неприятное, едкое, злое солнце. Повсюду, до самого горизонта, как высокие угольные свечи, торчали «искусственные деревья» - страшные черные башни, производящие кислород. «Хорошо, что они есть у нас, - сказал однажды папа. – Пока эти штуки не изобрели, мы ходили в противогазах». Но Марку они все равно не нравились.
Мальчик поморщился. А дядя Ханс, оказывается, какой дряхлый и невзрачный. Совсем не такой, каким он предстает при взгляде через очки. Не благообразный рослый старец, похожий на Гендальфа. А сгорбленный, лысыватый, ковыляет с палочкой по этим колдобинам, прихрамывает, и руки у него трясутся, и слезятся глаза. И нос у него лепешкой – сизый, с мелкой сеткой кровеносных сосудов. Совсем некрасивый дядя Ханс. Корявый и убогий, как и все вокруг. Не на чем глазу отдохнуть.
- Ты куда? – спросил Марк.
Старик закашлялся, мучительно и гулко, словно лупил со всей силы в жестяной таз. Потом, отдышавшись, неловкой рукой вытер губы.
- На вокзал. Хочу купить бутылку воды. А вы, мальчики? Домой?
- Ну да, - пожал плечами Марк. – Куда же еще?
И правда, идти дальше было некуда. Да и незачем. Их с братом дом находился совсем рядом – прямо за пустырем. Гигантский человеческий муравейник, хаотичное нагромождение окон, балконов и этажей. Квартиры-клетушки, разделенные тонкими стенами – их все точно сгребли в кучу огромной метлой. Как опавшие листья в саду, подумал Марк.
Да, и такую виртуальную реальность он видел. Ажурный, облетающий сад. Яблони с тяжелыми золотыми плодами, гнущими тонкие ветки чуть ли не до самой земли. Неяркое осеннее солнце сквозь поредевшую листву. Деревянные строения. Благодать. Старое и почти забытое слово.
Когда-то люди могли запросто прогуляться по саду, побродить без цели, пошуршать облетевшим с деревьев золотом. А затем, присев на дощатое крыльцо, съесть яблоко. Могли поваляться в траве, глядя на облака... Когда-нибудь все это вернется, и мир станет прежним. И хлынут дожди, растворяя душную пыль, очищая и воскрешая живое, и пробудятся спящие в иссохшей глине семена. Наверное, Марк этого не увидит. Обожженная и израненная земля будет отдыхать долго. Но, может быть, если очень захотеть... Если прямо сейчас загадать – самому, своими руками посадить на этом пустыре дерево? Ведь желания сбываются?
- Маарк! – тревожно пискнул Йонас.
- Прости, кэп, задумался. Идем.
Они осторожно двинулись вперед, обходя рытвины на пути и стараясь не споткнуться об острые, торчащие из земли камни. Марк крепко держал брата за руку, направляя каждый его шаг. На то мы и зрячие, говорил он себе, чтобы вести слепых. А Йонас, успокоившись, снова беспечно болтал.
- Облака, они какие?
- Как мыльная пена.
Малыш насупился, соображая, но тут же лицо его прояснилось.
- А ими можно мыть руки?
Марк улыбнулся.
- Можно, кэп. Придем домой – попробуешь.