упав за горизонт, закат разбрызгал краски допитого до дна вина былого дня. из самых тёплых рук просило тело ласки.
к тебе ли путь мой вёл?
звала ли ты меня?
моя ли в том вина, что этой ночью лунной,
когда внутри меня идёт война стихий,
я вышел на луну в лохматости мейн куна,
мурлыча про себя нежнейшие стихи?
всё чёрное с души я сбросил, словно камень
и, не боясь в ночи с луча сорваться вниз,
я шёл по серебру, ведомый мотыльками
всё дальше от тебя – нелепейший каприз!
но списывать меня в чужие святцы рано.
а если я не прав, прости меня! прости!
так фишка улеглась ребром на дно стакана:
ни ты не позвала,
ни я не смог уйти.
Допив бокал вина рубиновых оттенков,
Закат за горизонт свалился, опьянев.
Я так хотел тепла, что впору – лезть на стенку:
Натянутой струной дрожал любовный нерв!
Но я не слышал зов. Ты, путь не обозначив,
Волчицею в леса ушла, запутав след.
А на небо луна вскатилась, будто мячик,
И на меня с неё её печальный свет
Упал.
И на душе, под лунным этим светом
Война таких стихий внезапно началась,
Что, запустив процесс, лохматого поэта
В мейн куна обратить сумела эта страсть!
Я сбросил, как пальто, свой облик человечий,
Исконную свою натуру обнажа,
И двинул по лучу – вперёд, к тебе навстречу! –
Серебряной тропой, по лезвию ножа,
На всех, на четырёх, ведомый мотыльками…
Но в сторону НЕ ТУ случайно припустил…
Вот фишка: бес в ребре,
и колдовство в бокале,
Но ты не позвала,
А я
не смог
прийти.
