Далёкое эхо войны не смолкло. Стекая густой сединой с виска, то нервно смеётся:" Чего не сдох-то? " То вдруг зазвенит, словно меч Дамоклов: Засада... Граната... Синдром врага.... *** В наушниках - треск и скрипучий голос: - Ребята, до вас полчаса лететь. Капец... Под банданой взмок напрочь волос. Спокойно, Маэстро. Весь страх - на тормоз. Держаться, держаться! Иначе - смерть.
Затикало время, как старый счётчик. Нас пятеро. Справа - большой овраг, но нам не дойти туда. Пулемётчик, что "Зингер" по ткани, стежком прострочит. Намного сильнее в засаде враг.
А нервы стыкуются на пределе. У смерти всё шире немой оскал. Да сколько ж вас, суки, на самом деле? Сержант поднимается: - Бить по цели! И падает. Первый из нас упал.
Бандана сырая совсем от пота. Песок на зубах, и в глазах - песок. Смерть снова рванула из пулемёта, и Юрка, закашлявшись до блевоты, свалился в траву, где лежал Витёк.
Лишь пара минут и за ним туда же, пробитое горло зажав рукой, наш Геныч - художник, "король гуаши", в испачканном красками камуфляже, упал. А для нас продолжался бой.
Когда над отброшенным автоматом, (патроны закончились, дело-дрянь), столкнулись руками друзья-солдаты, вдруг выхватил Димка мою гранату и крикнул: - Ты лучше стреляешь, Сань!
Ущелье тряхнуло повторным взрывом, замолк, поперхнувшись огнём, ПК. Угрозы, проклятия, брань с надрывом. Патронов немного. Борясь со срывом, бью точно, пока что могу. Пока...
Щелчок... Вот и всё. - Эй, щенок, сдавайся! А мне так и эдак - сплошной *цугцванг*. Ну, что же, Маэстро, готов? Мужайся. Есть нож. До последнего отбивайся, иначе положат живым под танк.
С оврага протухшим болотцем тянет. На небе кучкуются облака. На миг мне представилось: батя встанет, и стопкой на Пасху меня помянет. Вдруг вижу - граната в руке Витька!
Бока её намертво пальцы сжали. Уйду, но с десяток возьму с собой. - Ну, где вы? Ползите скорее, твари. На голову струйки песка упали, и шёпот: - Тут есть ещё кто живой?
Рука занемела, готовясь к взмаху. Но сверху, как истинный акробат, почти что бесшумно, как тень по праху, по матери вспомнив Христа, Аллаха, спускается Лёшка - мой друг, мой брат.
А следом за ним - пацаны из роты. И шепчут тихонько: - Привет, Санёк! Все грязные, видно ползли болотом. Не верю глазам своим.Тут уроды опять оживились: - Порвём, щенок!
Зачем-то вдруг вспомнил:судьба-ромашка. А Лёшка, застывший разжал кулак и вынул гранату: - Спокойно, Сашка! Сейчас мы их сделаем, как милашку. Эй! Ну-ка, подарок лови, ишак!
От взрыва срывает с сознанья дымку. Хватаю протянутый автомат: - За Витьку! За Генку! За Юрку! Димку! За всех заплатите мне недоимку! Кивает мне Лёшка: - Я рядом, брат.
Потом вертолёт подоспел с подмогой. В короткое время закончен бой. Эх... Жаль, не успели они немного. А Лёшка, опять поминает Бога и треплет меня по плечу: - Живой!
Смеюсь: - Привиденьем явлюсь позднее. - Типун тебе. На, покури, артист. (Заходится сердце, рука немеет, потом отпускает.) - Мы шли левее. Случайно услышал тебя связист.
Бандана насквозь пропиталась потом снимаю: - Понятно. Магар за мной. А Лёшка притих. - Эй, братишка! Что там? Замёрз что ли, ползая по болоту? Чего ты уставился? Рот закрой!
Все взглядом на мне застывают цепко. Сомненья закрались: я точно цел? А Лёшка подходит и крепко-крепко меня обнимает. Я злюсь: - Не девка! - Маэстро, братишка...Ты поседел...
Уткнувшись мне в волосы, он заплакал. Молчали притихшие пацаны. Поднявшийся ветер песком царапал и трупы сквозь простынь за лица лапал. А вечность лежала в ногах войны... *** Под утро, сознание залпом выпив, до капли, до донышка, до глотка, как шлюху мне память измяв и вздЫбив, уставшее сердце из ритма выбив, меня отпускает синдром врага...
Цугцванг — положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции.
Спасибо.