А утром написал тебе письмо
о том, что я сегодня – третий лишний,
о заячьих следах под старой вишней,
наскучившем вневременном затишье
и призраке в бабулином трюмо.
(Альберт Б)

Крещенье. Подморозило едва.
Двенадцать блюд готовить я не стала:
полрюмки водки, тонкий ломтик сала.
В Москве мне дня и ночи вечно мало -
кружится от волнений голова...

Прищурившись, глядела долго в ночь,
мерещилось величие Софии,
продрогший, но всегда красивый Киев.
...Какие времена сейчас лихие!
И не помочь. Ничем нам не помочь...

А утром на эмейл пришло письмо
о домике, где снег засыпал крышу.
О том, как Васька испугался мыши!
Орал в чулане, опрокинув лыжи,
и долго успокоиться не мог.

Я вижу зримо - милое лицо,
лепные скулы, тонкий нос орлиный.
Забытые в подрамниках картины,
густые тени в маленькой гостиной
и вязь узоров теплых изразцов.

Твой палец, обводящий вензеля
тиснённые на книге пропылённой,
скрип половицы и ответный - клёнов,
всхлип ветра между веток оголённых,
и спящая озябшая земля.

В стекле окна блестит узорный лёд,
часы и те стучат, как будто с ленью,
а на стене ковер, на нем олени -
все в этом доме кажется нетленным,
тут времени совсем иной полёт.

Ты смотришь пляску бликов на углях,
дрова объяты дымкой сине-алой.
Вздохну тихонько: "Выглядишь устало.
Вон муза на кушетке задремала,
и вам с котом пора поспать. Приляг..."

Я нашепчу сюжет для диво-сна:
бежишь по бесконечному перрону,
и заполошно каркают вороны,
а ты несешься, как заговорённый,
купив билет до станции Весна.