Я вдвое пережил Бориса Рыжего,
Предпочитал иное что накладывать,
Чем руки. И страна как будто выжила,
Хотя умеет мало чем обрадовать.

Как уркаган стебался над легавыми,
Опричь тюряги не имея выходов,
Стебёмся мы теперь над олигархами,
А те стегают нас — до смертных выдохов.

Давай с тобой выделывать стамескою
Пиноккиево или папакарлово
Былую жизнь корявую советскую,
Родную, не забытую пока ещё.

Иначе — швах, иначе всё загубится,
И вшами в швах вскишит эпоха мерзкая.
По кольцевой, по площади, по улице
Давай, давай, наяривай стамескою!

Поэт прилюдно не украшен брыжами,
В поэтах мало квёлого, дебелого.
Когда манеж легко теряет Рыжего,
Едва ли позже он оценит Белого.

Лети, лети под куполом, трапеция,
Мой метроном больного поколения.
Покуда не сорваться бы, пропеться бы,
Да и упасть, не в сетку, так в забвение.

Поскольку всё, что прежде было песенкой,
Что жгло внутри неодолимым таинством,
Свивается вокруг пеньковой петелькой,
Суровой и бесцветной по-цветаевски.