Рано или поздно привыкнуть можно ко всему. Такая вот замечательная особенность человеческой психики. Долбаная защитная реакция...

Она помогает не сойти с ума, в который раз застегивая молнию на черном пластиковом мешке. Не думать, что внутри не картофель на зиму, не мусор и не новый костюм, а «неопознанный женский труп». Уже успевшее окоченеть тело, которое еще вчера было молодой и красивой девушкой.

Её длинные светлые волосы до сих пор кажутся живыми. Они стыдливо пытаются прикрыть наготу своей хозяйки. Холодный шелк, прикасаться к которому не хочется, ведь даже через перчатки чувствуется, что эта льняная роскошь бьётся едва уловимыми токами ужаса. Того самого, что застыл в широко распахнутых глазах.

Один из них голубой, как выросший на пшеничном поле василек... Васильком он и казался, мертвенно поблескивая сквозь спутанные, испачканные в крови волосы. Второй глаз был зеленым, темный малахит, такой же неживой, как любимый камень Хозяйки Медной горы.

Интересно, эта девушка считала недостатком или достоинством свои разные глаза? Гордилась ими или пыталась скрыть один из них под длинной челкой?

Защитная реакция психики. Чертов встроенный неизвестно кем механизм. Это он заставляет думать о ерунде, о таких мелочах, как разные глаза. Впрочем, разными они были вчера, сегодня они абсолютно одинаково мертвы.

Разные лица, разные глаза и такое одинаковое выражение, застывшее, как последний кадр кинофильма. У того вчерашнего паренька глаза были такими же, и смотреть на него было еще тяжелее, ведь короткие, слегка волнистые каштановые волосы не скрывали ничего.

А еще у юноши была красивая татуировка, что-то на восточный манер — дракон, распростерший крылья на его спине. И сначала, издалека было непонятно, что багрово-красное — это не удивительно насыщенная тушь, а кровь. Потому что чья-то рука повторила контуры рисунка ножом. Но и тогда в голове с дятловой настойчивостью стучало: какая красивая татуировка.

Может, и себе что-то нарисовать? Или проколоть пупок, соски и язык, как было у той мулатки, которую грузили в мешок три дня назад? О наличии пирсинга было легко догадаться, глядя на разорванную в этих местах плоть, а сами сережки валялись рядом с телом. Тоненькие, серебряные, а одна — с переливающимся в солнечных лучах камешком. Красивым... красным от испачкавшей его крови. И распахнутые карие глаза мулатки были такими же удивленно испуганными.

Холодное, противное, скользкое прикосновение пластика к коже, оно так неприятно живым, но к нему равнодушны мертвые.

Когда-то все они были детьми, а потом расправили крылья, став нарядными и красивыми мотыльками. А теперь снова — в кокон, теперь уже навсегда. Сначала в пластиковый, потом в деревянный. Если отыщутся родственники. Тогда будет гроб и похороны разной степени пафосности, и отдельная жилплощадь на муниципальном кладбище. А если нет — тогда общая могила и ничего не значащий номер на табличке.

Тех, кого находили три, четыре, пять месяцев назад, хоронили именно так, потому что документов при них, ясное дело, не было. Девушки и юноши от пятнадцати до двадцати — мотыльки, которые слетаются на неоновые огни большого города. Их пьянит нектар крепких коктейлей, сводят с ума басы, бьющие по обнаженным нервам, по которым струится экстази или амфетамин.

Но за всю эту роскошь надо платить. И они платят. Собой. Потому что больше у них ничего нет, кроме тел: юных, красивых, невинных. Вот ими и рассчитываются, потому что так хочется вырваться из осточертевшей провинции сюда, в сверкающий огнями мегаполис.

Реклама, которая щедро льется с экранов телевизоров широким потоком лакированного, гламурного дерьма, так дразнит, манит и обещает, что весь мир тут же падет к твоим ногам, стоит только этого захотеть. И глядя на давно прокисшие «сливки общества», так хочется одеваться в «Dolce&Gabbana», доставать из сумочки от «Louis Vuitton» украшенные бриллиантами телефоны «Vertu» и рассеянно вращать в ухоженных пальцах золотые зажигалки. Хочется быть богатым, гламурным, топово-крутым. За это можно отдать всё!

И они отдают. А потом — холод черного пластика, режущий ухо звук застегиваемой молнии, морг, следствие, проводимое для отвода глаз, и общая могила. Век мотыльков недолог, но они так... красивы...

Проклятая защитная реакция. Но без неё — никак. Иначе можно сойти с ума.