Говорят, что у кошки девять жизней...

Все говорят, что мне повезло, что я живу в самом романтичном городе мира.
Ну, да, так получилось, что я родился в Париже и знаю практически все закоулки этого замечательного города, уютные улочки, и небольшие кофейни, где по утрам пахнет свежими круассанами. Я могу каждый вечер любоваться Эйфелевой башней.
Да, мне повезло. И больше всего в том, что у меня самая лучшая хозяйка...
Ах, простите, я совсем забыл представиться. Меня зовут Базиль – я кот. Про свою родословную ничего говорить не буду, потому что ее не знаю. И с самого раннего детства моя хозяйка для меня больше чем просто заботливая хозяйка. Она для меня – лучший друг и ради неё я готов драться хоть со львом.
Хозяйку мою зовут Мари, вернее, её зовут Маша, и она приехала в Париж из России всего несколько лет назад, но нам, животным, всё равно на каком языке с нами разговаривают. Да и Базиль я только по паспорту, а дома Маша зовёт меня Васькой и мне это очень нравится.
Мы часто вечерами сидим с ней у окна, смотрим на мерцающий огнями город и рассказываем друг другу как прошёл день. При этом Маша гладит меня по спинке, чешет за ушками, а я довольно мурлыкаю.
Иногда мы выходим «в люди»: катаемся на кораблике по Сене или же просто гуляем по Елисейским полям, вдыхая сложную смесь ароматов духов, горячего шоколада и ванили. А ещё мы любим сидеть в уличных кафе - Маша пьёт кофе, а мне достаются сливки с её пирожных.
И, наконец, чтобы уже совсем всё рассказать о себе, добавлю, что я настоящий парижский кот: чувствующий настоящее искусство, ценящий изящество и кураж. Мне очень нравится смотреть, как Маша занимается дома танцами, я очень люблю подолгу рассматривать картины. И даже пишу стихи. Да-да, не удивляйтесь, коты тоже умеют сочинять стихи. Правда, мало кто их понимает… Нет, записывать я их сам не умею – карандаш в лапах неудобно держать. Стихи сами рождаются в моей голове, и я читаю их Маше. И она меня внимательно слушает.

* * *

Как шапка взбитых сливок в капуччино, вершину Монмартра украшает белокаменный собор Сакре-кёр. Оттуда, сверху прекрасный вид на весь Париж. А ещё здесь, за собором, в паутинке узких улиц спряталась сама история, впечаталась в камни мостовой, серой пыльной вуалью покрыла стены домов.
А здесь же, на холме, но чуть левее, в сквере работают художники. Образ случайного прохожего, маленький красочный домик на углу соседней улицы, сам белый собор предстают на мольбертах, как живые. Так и ждешь, что от очередного прикосновения кисти к холсту, пробежит волна ветра по коротко стриженому «ежику» газона, прохожий хитро подмигнет, а в домике откроется окно и солнце, отразившись, засияет в стеклах проезжающего авто.
Мы с Машей любим долго ходить по скверу, Переходя от одного художника к другому и наблюдая, как они виртуозно владеют кистью – будто дирижёр перед оркестром – одно движение, один мазок – и на холсте заиграет яркими красками новая мелодия цвета.
С Полем мы дружим давно - он приходит на Монмартр каждый день. Полю уже много лет, у него огромные, седые, закрученные кверху, усы и он носит смешной тёмно-синий берет. Он всегда садится чуть в сторонке от других художников.
Придя в сквер, Поль натирает уголь в порошок, обмакивает в этот порошок палец и штришок за штришком на бумаге появляются очертания. Сначала контуры лица, затем волосы, нос, губы и, наконец, глаза. Это потрясающее зрелище – видеть, как на чистом листе, словно по волшебству, появляется портрет человека, сидящего напротив художника. Я иногда думаю, что в кончиках пальцев Поля заключена чародейская сила.
- Давай перекусим, - мурлычу я Маше, немного потеревшись о её ноги.
- Давай, Васик, - отвечает она, - здесь, совсем рядом, делают изумительные багеты. Тебе возьмём с тунцом, а мне с сыром.
Маша долго роется в сумочке.
- Merde, - вдруг вырывается у неё. – Вась, с едой ничего не выйдет. Я, кажется, потеряла кошелёк.
Я не могу спокойно смотреть когда Маше грустно. И говорю ей:
- Спроси Поля, могу ли я воспользоваться его угольком и бумагой?
Маша смотрит на меня с недоумением, но всё же передаёт Полю мой вопрос. Старик хитро прищуривается и разрешает.
Нет, меня никто не учил рисовать и, признаться, я и сам не знаю, что меня натолкнуло на эту мысль. Я облизываю лапу, макаю её в угольный порошок и аккуратными движениями провожу по бумаге. Всё, как я видел у Поля: сперва легко, не надавливая, рисую волосы, потом одним пальцем тонкую линию носа, губы, чуть тронутые улыбкой, глаза...
Я слышу за спиной голос художника:
- Браво, Базиль!
Не знаю, сколько времени я рисовал, но за моей спиной собралась порядочная толпа. А коробка для денег, стоявшая рядом, наполнилась доверху.
Я смотрю на Машу – она улыбается, а в её глазах радостно блестят слезинки. Да, именно такой я рисую её сейчас.
- Мари, Базиль, - восклицает Поль, - это всё ваше. – И протягивает нам коробочку с деньгами. – А портрет, если можно, я оставлю себе на память.
Нет, мы не стали есть багеты. Сегодня у нас на ужин суши в дорогом уютном ресторане.

* * *

«Париж прекрасен в любое время года» - так говорят о моем городе бесчисленные гиды ещё более многочисленным туристам.
А я не люблю парижскую осень. Деревья вдоль Сены уже без листьев, трава в саду Тюильри не такая мягкая, а небо серое с подпалинами туч, как протёртая куртка клошара.
Мы с Машей стоим на мосту и смотрим на кораблики, медленно проплывающие по реке. Мост только называется «Новый», на самом деле ему уже больше четырёхсот лет и он один из старейших в Париже. Мост обычно украшен живыми цветами, а вечером подсвечивается синими огоньками. Отсюда отличный вид на Нотр-Дам, который каждый раз впечатляет меня своей монументальной громадой и величественностью.
Быстро темнеет. Но это ещё не сумерки – это начинается дождь. Мы бежим по мосту к острову Сите, спускаемся по ступенькам и прячемся от дождя под мостом. Маша садится прямо на камень, отжимает руками намокшие волосы, встряхивает их.
- Эх, Васик, - говорит она, - теперь придется ждать пока не закончится дождь. Ну, скажи, почему у нас нет машины?
Здесь звук дождя, падающего в воду, несколько приглушён, и её негромкие слова эхом разносятся под всей аркой моста.
- А почему? – спрашиваю я.
- А потому, что у нас нет денег на машину. Эх, выиграть бы что ли тысячи две – я бы себе купила подержанный «Пежо».
Мы сидим рядом, молчим. Маша ласково обнимает меня. И тут я говорю:
- Скажи, ты когда-нибудь играла в казино?
- Была один раз, - отвечает она, - Проиграла 50 евро – больше не хожу.
- Маш, а давай ещё разок попробуем, - прошу я. – У нас остались еще деньги после поедания суши?
- Да, остались. 75 евро.
- Маш, ну пойдём, - мяукаю я, - рискнём. Только расскажи мне правила.
Дождь стал чуть слабее. Маша берет меня на руки и мы идём к отелю «Генри IV», там, в отеле есть игровой зал.
Маша всегда одевается очень интересно, стильно и любая вещь ей к лицу, так что вопросов к внешнему виду у портье не возникло.
Зал оказался небольшим: десяток автоматов «однорукий бандит», несколько столов для игры в Блэк Джек и один стол – рулетка.
- Маш, давай на рулетке. Черное или красное. Рискуй – ставь все.
Маша уже обменяла все деньги на жетоны. И теперь ставит их на чёрное.
Шарик начинает своё движение.
- 24, Pair, Noir, - объявляет крупье. – Ваш выигрыш, мадам. – И он придвигает кучку жетонов изумленной Маше.
- Не останавливайся, - шепчу я.
Маша смотрит на меня и снова кладёт жетоны на игровое поле.
Шарик вертится, перескакивая с цифры на цифру.
- 6, Pair, Noir, – говорит крупье, - ваш выигрыш.
Маша вопросительно смотрит на меня.
- Маш, а что будет, если угадать то число, на которое упадёт шарик?, - спрашиваю я.
- Тогда получишь в 35 раз больше того, что поставил. Только это невозможно.
- Давай ещё один раз – и пойдём домой, - прошу я.
Маша снова ставит все жетоны на черное. Крупье бросает шарик.
- Маша, - вдруг воплю я, - всё на 16.
Маша не успевает даже задуматься, но слушается меня.
- Ставок больше нет, - объявляет крупье.
Рулетка мелькает красным и чёрным, калейдоскопом проносятся числа. Шарик продолжает прыгать. 22... 14... 1... Рулетка ещё крутится, но шарик уже прочно лежит в ячейке номер 16. Маша не может сказать ни слова.
- 16, Pair, Rouge, - объявляет крупье. – Ваш выигрыш, мадам. Поздравляю.
Маша берёт жетоны и идёт к кассе, чтоб обменять их на деньги. Я немного отстаю от неё, всё равно я в деньгах ничего не понимаю. Маша возвращается ко мне – глаза её сияют.
- Десять тысяч пятьсот евро, - шепчет мне она, - Васик, мы богачи!
- Этого хватит на старенькую машину? - спрашиваю я.
Маша крепко обнимает меня, целует в нос и смеётся.

* * *

Рождество – время чудес, когда Париж преображается. Над проезжей частью Елисейских полей, словно Млечный путь, висят гирлянды. Повсюду звездами мигают разноцветные огни, а часы на Эйфелевой башне как будто отсчитывают дни, часы и минуты до Нового года.
На траве Марсового поля сложным сплетением рядов раскинулся рождественский рынок. Мы с Машей можем гулять по нему без устали.
За детской каруселью со старинными лошадками, впряженными в раскрашенные возки, стоит ларёк, где жарят сосиски, готовят шампиньоны в сметане. А дальше в ряду можно купить глинтвейн или горячий апельсиновый сок с мёдом. Вот вагончик с деревянными игрушками – старый мастер выпиливает и обтёсывает лошадок прямо здесь; приятно пахнет свежей липовой стружкой. Дальше большой прилавок с ёлочными игрушками, потом керамические домики, из которых можно собрать целый городок: здесь и ратуша, украшенная малюсенькими цветами, и колокольня с крошечным крестом на куполе, и сырная лавка, и кондитерская с пирогом вместо флюгера, и даже мостики и фонари – и всё это величиной с Машину ладошку.
Падает мелкий снег, на улице холодно – гололёд. Маша несёт меня на руках и идёт очень медленно, чтобы не поскользнуться. Мы возвращаемся к машине не с пустыми руками – помимо всяких вкусных вещей, Маша купила керамическую водяную мельницу. Включаешь провод в розетку, и колёсико мельницы начинает крутиться, перегоняя воду, а в сам домик можно поставить маленькую свечку и кажется, что там кто-то живёт. Красота!
Наш «Пежо» оставлен в нескольких кварталах от Марсового поля. Маша быстро получила права и теперь мы, не страшась непогоды, можем разъезжать по городу, когда нам вздумается.
Мы едем мимо площади Согласия по улице Риволи домой. Дворники разбрасывают в разные стороны снежную колючую крупу, падающую на ветровое стекло. В машине так тепло и уютно, а по радио негромко поёт Джо Дассен, что я, пригревшись на заднем сиденье, засыпаю.
И снится мне сцена из какого-то фильма. Там главный герой на тележке по рельсам в пещерах катался. И вот я сижу в такой тележке, лечу вниз на большой скорости. И вдруг этот тип справа в меня ба-бах! Грохот металла, огонь. Становится жарко – я пытаюсь открыть глаза…
Всё почему-то перепуталось – небо внизу, но из-за дыма плохо видно. Маши рядом нет, но я слышу её голос:
- Васенька! - кричит она.
Я пытаюсь вылезти из машины и не могу – лапы не слушаются меня, душно, нечем дышать. Я дотягиваюсь до окна и вижу Машу, которая порывается бежать к машине, но её держат какие-то люди, а она, вырываясь, все кричит:
- Вааасииик!..
А потом раздаётся оглушительный взрыв...

Когда-то я слышал выражение: у кошки девять жизней. Это уходит первая? Это ТАК бывает? И вот мой ангел снова закрутил свой лотерейный барабан. Какой шарик он вынет следующим? Что со мной будет дальше?
Вот такая катавасия...