Глухая осень. На улице ветрено, пусто и промозгло. Иду, ступая по черной, распаханной шинами земле, тщательно выбирая дорогу среди стоячих лужиц и гнилой листвы. Впереди чернеет нагой парк.
Бледный свинцовый свет тускнеет. Надвигается сумрак. На землю сыплет мелкий туман, а в высоте, за его пределами, в проталине облаков, дрожат первые звезды. Стаи птиц кружат в воздухе над домами и деревьями. Разлетаются и слетаются вновь, рисуя в легкой дымке причудливые восьмерки. Вдруг, все птицы шумным потоком уносятся куда-то в сторону, и только одна продолжает рассекать небо над головой; несется впереди меня, открывая путь, пока окончательно не исчезает в белой тине.
Густеющий туман, медленно опускаясь на город, срезает верхушки тополей, обвивает голубые ели, пригашивает огни вспыхнувших фонарей. Люди, похожие на привидения ночные тени, теряются в его омуте. Пытаясь вырваться из липких объятий, окончательно увязают, пропадая в его глубинах.
Вступаю в парк. Деревья стоят молча, неподвижно, покорно склонив головы. Здесь темно, и все слабее огни фонарей. Голые ветви и туман рассеивают их тусклый свет. Ухожу от света и тумана в ночь.
Иду по немой алее, мимо мертвых деревьев. Капли словно застыли на голых ветках и звенят. Ветер стих, на сердце восстанавливается спокойствие. Ощущаю лишь присутствие ночи.
Ветер… вот он, - заклятый враг.
Змеисто надвигается на меня туман, по пути серебрит деревья. Не могу идти, не могу дышать, туман обступает, сковывает. Останавливаюсь облепленный туманом. Таким туманом, какой редко бывает у нас. Отдаюсь в его полную власть. Тишина обволакивает. Мною исподволь овладевает невыразимая горечь безнадежного одиночества.
Но только я успеваю ощутить, насколько одинок, как доносится до меня приглушенный шепот:
- Здравствуй милый, - говорит, напевает она голосом ветра, а за словами, возникает из клубов тумана ее образ, - печальный, тоскующий. Проступает лицо: тонкое, бледное, словно луна в дымке. Проявляется вся она, но нечетко, неясно. Как мечта, как наваждение…
Бледна и слаба. Пытаюсь обнять ее. Хочу целовать влажно-холодные губы, щеки; глаза - черные и впалые, окруженные болезненной синевой.
Но вновь поднимается ветер, туман продолжает движение, в нем тает грустное, милое лицо. Тщетно пытаюсь удержать в объятиях, помешать ветру забрать ее у меня.
- Как тихо, - шепчет она, словно и не слышит стенание ветра, - мы одни здесь. Мы одни во всем мире. Страшно…
- Пойдем со мной.
Чуть кивает в ответ.
Неспешно бредем по улице, негромко переговариваясь. Пытаюсь шутить и, неожиданно, она смеется. Подхватываю. Мой смех, как эхо в пустой комнате, звонко разносится по улице.
Медленно движемся к неясно очерченной пятиэтажке.
Когда вхожу в парадное дома, осознаю, что не слышу ее шагов позади. Обернувшись, вижу в черном проеме все тот же густой, неподвижный туман. Внезапный порыв ветра покачивает дверь. Посаженная на тугую пружину, она захлопывается. Лампочки в подъезде давно выкручены, вокруг меня - полный мрак.
Обреченно поднимаюсь по лестнице. Внезапно слышу тихий стук - кто-то бряцает в дверное окошко. Сердце вздрагивает, бьется острее. Стук повторяется настойчивей, громче. И вот, опять.
Неужели вернулась?..
Пригляделся… то ворон бьет клювом в стекло.
Нет. Один.

1998-99 г.