Ленин так привык быть вождём, что не случись ему писать мемуары «Как я пришёл к власти» - уже и сам бы не вспомнил эту историю. Я же его мемуары не только читала, но и редактировала. Потому, расскажу историю вкратце.

Жил был Цуцик. Цуцик с большой буквы - потому как имя. Ясно, что хреновое, да разве Прасковья домовёнка спросила, мол, уважаемый, как называться изволите? Выжившая из ума рукодельница...

- Не выжившая! Я Ленина читала!
- Выжившая! Ты, Прасковья, будешь мешать - читай Цуцика в оригинале, все восемь томов.

Так вот: мало того, что Прасковья пацана из розового мохера связала...
- Какой от шапки остался, из того и связала!
Так ещё и причиндалы мужицкие конкретные такие присовокупила: «Носи, - говорит. - С такими первый парень на деревне будешь!»

«Какое большое значение для отдельных индивидуумов имеют гендерные признаки», - думал Цуцик, лёжа поперёк бабкиных колен и жмурясь, когда спица проносилась у носа.
А Прасковья знай себе розовую шлангочку довязывает, да разговаривает:
- Я по-молодости в музее на голых мужиков ой как насмотрелась! До нижних коликов. Даже в обморок хотела грохнуться, да постеснялась - в составе группы была. Как представила, что платье крепдешиновое задерётся, а там мамкины панталоны тёплые - так и передумала.

Цуцик представил «задранную» Прасковью на мраморном полу и аж икнул.
- Ой, вдрогнул-то! Уколола? Потерпи, завершаюсь.

«Заразговаривала, - подумал Цуцик. - Мужика во мне почуяла».
Тем временем бывшая руководительница кружка, а ныне почётная... да ладно, какая почётная - полоумная пенсионерка Прасковья поднесла Цуцика к трюмо:
- Видал каку басоту пришпандорила?! У меня мохера с запасом было. А маманя учила - у хорошей рукодельницы всё впрок идёт.

Цуцик пялил вышитые глазки в зеркало и всё, о чём мечтал - дёрнуть за верёвочку, которая свисала из самого жерла непотребности. Но бывшая умелая ручка уже завязывала узелок там, куда Цуцик теперь и смотреть стеснялся.
- Готово! - отрапортовала Прасковья и повертела домовёнка перед зеркалом так и сяк.
Сяк Цуцику тоже не понравился - чересчур рельефно.

Прасковья похрапывала за стеной, а домовёнок всё разглядывал в отсветах ехидной луны отражение в зеркале:
- Рукоблудница! Мохер остался. А я виноват?! Срамота непропорно... непорционно... Короче, штаны надо искать.

И пока Цуцик искал штаны в доме одинокой Прасковьи...
- Откуда мужским штанам у меня взяться-то?!
- Прасковья, ты же спишь!
- Не сплю - маюсь. Ну, как твой рассказ на конкурсе никому не глянется?
Луна тем временем про голенького новенького уже доложила всей округе.

***
Барбос помотал башкой, развешивая слюни на кустах.
- Цуцик! И как с таким именем живёшь?! Я бы сдох.
- И я бы сдох! Только фамилией и спасаюсь. Она у меня вождиная.
И тут домовёнок выпалил заученную из бабкиных бормотных чтений фамилию:
- Ленин я.
- Ленин?
- Ага. Как в памятник съехал, так отцовскую фамиль и взял.

Памятник стоял на некошеной поляне перед сельсоветом на сколоченной из шестидесятки тумбе.
- Тут и живу, - подытожил Цуцик, отодвигая морду Барбоса от лаза. - Аккуратнее, не обвали.
И домовёнок, выпрямившись, поправил привязанную к кушаку полиэтиленовую крышку.

- А это у тя чё?
Барбос кивнул на... ниже пояса.
- Килт, - невозмутимо ответил Цуцик.
- Да килт-то я вижу - просвечивает. Крышка пошто?
- Дурень! Это килт и есть. В Шотландии все мужики - те, что почётные да важные - носят. Правда, нам ещё тряпка клетчатая полагается, да я не девка красная юбки носить.
- Срамота, - буркнул Барбос и отвернулся.
- Срамота?! - взвизгнул Цуцик. - А того не ведаешь, что это символ власти! Вот скажи: у вашего брата вислоухого, хоть у кого килт есть?
- На кой?
- На кой... - передразнил Цуцик. - Деревня! И вообще: ты как с высокопоставленной властью разговариваешь?!

Барбос неожиданно смутился и заморгал.
«Пристял», - подумал Цуцик и перешёл в наступление.
- Вот потому как были шавками - так ими и останетесь! А ну, собери ваших! Скажи, Цуцик Ленин к себе требует!
Цуцик и сам не ожидал, что Барбос помчится выполнять приказ. Но через час деревенская свора уже кивала в такт.
- И вкусности нести в первую голову! При встрече кланяться! В моём присутствии лапы не задирать! Понятно?
- Понятно, - рявкнули псины, заворожено разглядывая разрекламированный символ власти.
И зажил Цуцик по-вождиному.
«А ведь права была Прасковья! - думал он, склонившись над мемуарами. - С большими задатками в вожди выбиться легче».
Но в мемуары записал: «Всего в жизни я добился упорством и трудом».