Жил-был Иван Иванович Иванов. Жил, значит, себе не тужил и так - до двадцати лет. Стало быть, паспорт надо идти получать. Все в четырнадцать лет сходили и получили, а этот нет, целых шесть лет выдержки дал. Для чего спрашивается? Это ж не армянский конъяк, - паспорт. Ну так, то ли взбрело ему в голову, то ли вспомнил, он и пошёл. Взял с собой метрику, зачем-то свидетельство о браке его родной тёти с неродным дядей, справку из местной психушки и в стол, но в паспортный. Там местный начальник, открыв метрику, узнал, что перед ним стоит некий Пётр Петрович Петров, о чём он, начальник паспортного стола имел честь и удовольствие сообщить потерпевшему. Потерпевший, а именно: глубоко разочаровавшийся молодой человек, который до последней минуты был уверен в том, что он - Иван Иванович Иванов, а не некий Пётр Петрович Петров, грустно рухнул в обморок. Затылком об пол так приварился, просто ужас. Но нет причин для беспокойства, потому что в затылочной части черепа мозгов отродясь у молодого человека не было, что и показала МРТ. Собственно, как и во всей голове, кроме левой височной доли. Вот именно.
Очнувшись, молодой человек в расстроенных чувствах поплёлся домой, чтобы поведать грустную во всех отношениях историю своим близким: папе и маме. Папа, как всегда, лежал кверху воронкой, так как считал, что это есть самая уважаемая поза для взрослого мужчины, достигшего полового эстетического половоззрения. Ну он так научно выражался или, как сам папан любил констатировать этот факт: выражёвывался.
Мама, тоже как обычно, жарила что-то с рвотным запахом на прошлогоднем прогорклом пальмовым масле. Духмян стоял,.. ну мухи на лету падали, блин. Кот еле успевал их лопать, так как его не кормили нормально с прошлого лета, а оно было, дай бог памяти, два годика назад, хотя бери шире, может и три. В общем, животное было таким оголодавшим, что сожрало бы хозяев, если бы дотянулось. До чего дотянулось? До носа, конечно. Отгрызла бы скотина и фамилии не спросила б.
Да... Вот как раз про фамилию. Значит, возникает большо-о-ой вопрос. Даже уже не вопрос, целый допрос и с пристрастием, то есть с выкручиванием ушей с корнем, как минимум; смена резьбы в носу вручную (Бррр, кошмар). Ну и самое, самое страшное: выливание водки на пол, а лизать ни-ни. В общем, этот юноша был, теперь уже всем ясно, патологическим изувером.
Конечно, он стал приставать к маме, требуя ответить и немедленно, во-первых, почему опять это - поганое масло, его, вроде, слопали в прошлом году?! Он, точняк, помнит, потому что блевал не переставая неделю, еле откачали. Зелёный был как свежий огурчик, ну может, слегка, малосольный. Так, теперь во-вторых, почему опять без него выжрали литр, а ему, опять же, хрен в сумку?!
Маманя, уставившись на него осоловевшим от угара взглядом, спросила: "О каком хрене - речь, племяш?"
Мать её! (Под потолком эхо весело пропело: "Адь-ё, её, ё!"). Вот он ответ! Сам изо рта вывалился без допроса с пристрастием. Так он - племянник, мать-немоё! (Эхо на сей раз смолчало, видимо, какой-то неадекват проскочил, потому, значит, игнор и включился).
Всё встало на свои законные места. Час от часу не легче! Значит, тот, лежавший с открытым ртом, из которого исходил не только отвратный запах прокисших портянок, которые год не снимал некий лесоруб в тайге, но и сип удавляемого, - его дядя. Но молодой человек был из рода, не путаем с отродьем, пытливых. Поэтому он решил во что бы то ни стало допросить главного свидетеля, тем более, что он стал подавать признаки похмельной жизни.
Иван, пока, для конспирации, его будем называть этим именем, подошёл к лежащему и, сурово насупив брови, тихо спросил: " Папан, водка и хде?" Хотел добавить интеллигентное: "хрен ты собачий", но передумал, потому что папа или тот, кто себя таковым по сию пору называл, был из малоросских мещан. Папа, умильно улыбнувшись, кротко взглянув в чистые, кристально трезвые (ну естественно!) зрачки сына или того, кого по сию пору так называл, ответил: "В пиз... джаке, роднюсик, где и огуречный лосьон на утро."
"Пизджак? Это что? Ну, папан, вы даёте стране угля. Неологизмы, в такой ответственный момент жизни!" - Так и подмывало кинуть эти горькие фразы в лицо того, который по сию пору... Хотя, об этом уже сказано, но повторить-то не мешало бы. Ваня опрометью кинулся к пизджаку... (Вот, зараза. прицепилась!), к пиджаку, а там... Тот самый, ну догадались сами. (Молодцы, бурные аплодисменты!) "Хрен в сумку." Ну что за напасть с этими кровными родичами, которые по своему подлючему поведению, не говорю уж про отношение, тянут лишь на полукровных или сукровных. Ну в опчем, выпить нечего, а вопросов к свидетелям иеговы накопилась уймища. Та-а-ак!
Иван, паренёк крепкий, не только стакан, а то два пузыря в руках удержит. Ну не долго, конечно, но... Не важно. Подошёл к отцу и, как та маяковская кроха, решительно и строго спросил: " Папа, что такое хорошо и что такое плохо?"
Папа замер как кролик под взглядом удава, но смог-таки выдавить из-под себя: "Сынок, Сидор, ты чё? Маякнулся малость?" Это он гордо называл чревовещательным метеоризмом.
Сидор... Э,.. миль пардон, Иван, встряхнув для уверенности трижды головой, неуверенно пробормотал: "Сидор, говоришь? Да, с вами тут не то что маякнёшься, баркнёшься, сволочи вы бесфамильные!"
"Почему же бесфамильные, сына? Ты, что несёшь-то, родимец? У нас тут у всех одна на всех, мы за неё не постоим. Так, погоди-ка... Не постоим? Не так. Нет, постоим. Зачем, стоим-то, сынок? Я же тебе направление обозначил, вектор, следовательно, наладил. Прямая - пизджак. В чём вопрос-то?"
"В фамилии, папаша! Всосал - нет? Ну там ещё имя, отчество и отечество, вроде. Погоди-ка, местоимение? Короче, ФИО!" - проорал Иван, который Пётр, который, при вновь открывшихся обстоятельствах, ещё и Сидор.
"А что там не так с фамилией?" - недоуменно произнёс папаша, - "А кто такая ФИО? Твоя новая пассия? Пора, внучек, пора. Нам с бабулей давно уже надо нянчить праправнуков или прапровгнуков. Или проговню..."
"Ладно, ладно, папаша, завязывайте вы со своими синтаксическими изысками. Достали уже, сил никаких нет! Вы мне не про новоделы поведайте, а про то как меня, вашу прабакину мать-перемать, звать величать-то? И ФИО это - не пассия, а нормальная девушка, от которой у вас будут завнуки. Тьфу ты чёрт, внуки. Вернее, я хотел сказать, у меня от неё для вас будут... Да, её-моё, совсем ум за разум. Достали вы меня. Вот ведь говорил сколько раз, что не мучайте вы меня вопросами на трезвую голову. Да, не болтайте вы кудлатой головой! На мою трезвую голову. Всосали, папаша?" - из последних сил выбивался, как его - по имени, уже и не известно как кликать.
"Всосал, а как же. Мы с твоей маманей по пузырю - на грудь, а пол-литру - в желудок," - ёрничал пахан, видя как бесится Иван, словно глиста на иголочке. Хотя Ванька, который Петька, который Сидорёнок, да в пропасть всё это, был точно как глиста, только которая приближалась к обмороку.
Надо было как-то поставить папашу на "попа", а то неудобно было разговаривать. Один по горизонту расположился, лежит себе, хихикает. Другой эдаким перпендикуляром словесами брызжет. Обои уже сырые, (нет, не оба они, и не оба-на, обои бумажные! Ну на тверёзую башку, точняк крыша едет) да и запашок... Надо заметить откровенно, вонизм и правда стоял как в хосписе: бычьим фаллосом, аж до потолка, где по обычаю догнивают гангренозные больные, изувеченные, ко всему прочему, ещё и проказой.
"Вот интересно: гангрена против проказы, это как насморк против аллергии? Или хужее? Или нет, хужеее? Тут же надо приоритеты расставить: при гангрене ноги и руки гниют, а при проказе - нос и уши, а вот к насморку и аллергией вопросов не возник..." - Эти мысли словно сумасшедший метеор вертелись в голове вконец растерянного молодого человека. А ведь надо было-то другим заниматься: истину выковыривать из мозгов папаши и мамаши. Хотя,.. про мозги это - суть из другой оперы, в данном конкретном случае о мозгах, как о рассудке, не говоря уж про разум, тем более намекая на... Ладно, ясно, опять трёхимённого заклинило.
Как теперь главного героя называть-то? Ивпетсид, что ли, как древнего грека? У нас любят аббревиатуры, точняк. Короче. С первого, после которого не закусывают.
Иван, кряхтя и охая, перемежая для сугрева мышц действо матом, который, в свою очередь, ещё и благотворно влиял на перегретую психику парня, стал осторожно и как можно аккуратнее ставить папан на "попа". Тот упрямо пытался стать в позу "гмы", то есть, упираясь пятой точкой в стенку, тупо смотреть в пол, делая вид, что почти вменяем и адекватен. Шалишь! Нашего Ивпетсида на мякине не проведёшь. Ему явно наскучили горизонтальные, к тому же невнятные, показания подозреваемого. А улики имелись неопровержимые и страшные по своей детородной силе. Наконец, удалось рубашку, в которой находилось тело папаша, включая его необъятный живот, гвоздями прибить к стене. Перпендикуляр можно было объявить состоявшимся. Ну и то слава богу, и аминь, и аллилуйя... Так хорош, к делу. Вообще-то, следовало рядом пришпилить и маман, так как она проходила по этому делу основным свидетелем, который мог в любое время перейти в ранг подозреваемого. Но та, словно предчувствуя недоброе, сама подошла к беседующим и с любопытством вытаращилась на мужа.
"Сынок, то есть я хотела сказать: внучек мой троюродный, ты, чего же, креатив теологический задумал сделать в отдельно взятой хрущёбе? Или какой-никакой перфоманс забацать, на худой случай?" - поинтересовалась маманя, которая, значит, представляла из себя уже троюродную бабку.
Как-то так,.. наверное. Несколько запутано люди живут. Вот то ли дело - в пещере. Типа: эй, ты с дубьём, кушать подано, иди жрать, пожалуйста. Можно просто: эй, ты дубьё! Или ещё проще: дубина. Опять, парень в сторону уводит, а ведь дело-то стоит.
"Нет," - ответил Иван, благоразумно пропуская слово обозначающее степень родства, чтобы не впасть в очередной когнитивный ступор, - "я истину ищу. С утра начал, никак закончить не могу. Щас вот этому сродичу ухи выверну до отказа, пусть он мне правду-матку выложит. Как на духу. Иначе я не знаю чего сделаю, точняк и верняк, и точняковый верняк, и верняко..."
"Ладно, ладно, " - жалобно заголосила маманя, которая троюродная бабка. Вопрос: троюродная ли? Судя по её поведению, она тянет на пятиюродную, ну может, на четвероюродную с четвертью, но плюс десятка, не меньше, строгача, и чтоб в Матросскую - юнгой или, на крайняк, юнговшей. Нет, не так, юнговнейшей. О, теперь полный аллюр три креста.
"Вот ты говоришь, сам не знаешь, что сделаешь, а чего сам-то делаешь?" - Продолжала в том духе прабабка, - "матку выложить нельзя, только заложить можно: куда пошла и зачем. А тебе матка-то за каким лешим понадобилась?"
"Матка с лешим связалась?" - Парень чуть в осадок не выпал от удивления. - "Это что ещё за блудятина-то такая, я вас спрашиваю?!"
Маман, которая приходилась троюродной бабкой истцу, а именно: Ивпетсиду, только открыла рот, чтобы поведать грустную, прогорклую историю любви матки к лешему, но в это время прибитый к стене, теперь уже неизвестно кто, начал давать признательные показания: "Петька, ты этой старой ведьме не верь. Она нам с тобой не родная."
Петька? Ивпетсид, вылупив в изумлении глаза, только и смог из себя выдавить: " Как это так не родная? А какая - троюродная, что ли?"
"Ладно, прижучил ты меня, Шерлоксос, дочка она - мне, приемственная. Понял?" - раскаянно просипел распятый родственник неизвестного родственного ранга.
"Да ну вас на хрен, уроды уродственные!" - в сердцах воскликнул оскорблённый до глубины души Чёрт его знает, как его называть. - "Извращенцы, педофилы и педа... гоги из вас, ну прямо скажем, никакие! Держите дитё на трезвую голову... Не мотайте башкой-то, мы этот факт уже с вами прояснили, на чью головушку-то забубённую. Ладно, пора вердикт выносить! Уж держитесь теперь, мало вам не покажется!" - С ехидцей пригрозил Ивпетсид.
"Вердикт выносить? Ты что, сынок, ополоумел вконец?" - Заголосила маман, признавшая этой неожиданно вырвавшейся громогласной уликой близкородственный факт, - "у нас никто из домашних-то никогда из дому отродясь ничего не таскал, не пропивал. Всё - в дом и в доме наливали, попивали, пропивали, простывали, просыва..."
"Я вас услышал, так что фонтан, который более тянет на словесный ..., ну вы поняли, можете заткнуть." - Успокоил новоявленную мамашу трёхимённый. - "Я про лосьон, который был в пиз..., стоп, в пиджаке! Обвиняемые, я его-таки нашедши, ага. Так что, не светит вам и не греет. Осталось только об стеночку - медным лобиком, шантрапа вы безродная. Вот так вота!" - С торжествующей ноткой в голосе закончил свою грозную филиппику Иван, который позже стал Петром, а чуток попозже, Сидором.
Распятый неожиданно рванулся что есть силы, вытянув заскорузлые руки с артритными пальцами к горлу бывшего сродственника, но не тут-то было. Парень пришпандорил в перпендикуляр падшего в горизонталь накрепко: десять гвоздей не пожалел. Длина каждого гвоздя восемьдесят миллиметров, а паренёк их - по шляпку, которая была увеличенного типа, а рубаха у допрашиваемого - советского образца, почти старорежимная. Из таких поводки для гиппопотамов делать, не ошибёшься.
Выпил Ивпетсид залпом лосьон из горлышка, пришла бессознанка и спросив: "Чё не спишь, недомерок!" - Ударила промеж глаз чем-то тяжёлым, похожим на старинный чугунистый утюг. Парень ещё подумал, (и как только люди всё успевают): "Чугунистый? Из чугуна, блин, или же чугунный..." - В тяжёлой голове опять проявилось эхо: "Унный, умный, умер,.."
"Кто умер-то," - так и подмывало спросить и спросил ведь, - "А хто?"
А ему в ответ: "Дед Пехтоман, которого звать-величать по имени Иван, потом Пётр, а уж потом, потом Сидор..."
Утро как всегда нежданно-негаданно ворвалось в комнату спящего мальчика. И оно же, как и всегда, вдарило мирно дрыхнувшего большой солнечной дубиной прямо в лобешник, присовокупив при этом тошнотворный запах во рту, как будто там всю ночь гадили какие-то животные, ну, к примеру, скунсы, а в среднерусской полосе, видимо, кошки. Как солнцу этот фортель удавалась проделывать каждое утро, никто из потерпевших до сих пор так и не смог догадаться. Да, задачка была не из лёгких.
Так, что там со спящим-то в терновнике? Он, блаженно потянувшись, открыл слипшиеся от выпавшей за ночь соли глаза, потёр как следует и взял со стола дымившуюся с вечера сигарету и подумал: "На пачке - долгоиграющие написано. Опять обман, и хде музыка, я вас спрашиваю?"
Он огляделся вокруг и, к своему вящему удивлению ( ну не "к вящему", "обрящему что ли?), увидел лежащий на столе новенький паспорт. Паренёк, привстав, дотянулся до отливающего на солнце всеми красками радуги твёрдокорочного документа. Напевая себе под нос: "Что день грядущий нам готовит?" - Открыл. Почитал. Там, значит, черным по чисто белому было написано, что сей документ выдан на имя Ивана Петровича Сидорова, такого-то года рождения Во-о-от! Такие, значит, пироги с котятами у нас. Вернее, у него. Пацан благополучно нырнул в обморок. Вынырнув через пару часов, повторил всю процедуру от начала до конца. И что же вы думаете? У него-таки получилось, но с маленькой оговоркой: он успел прочитать только, что выдан паспорт, значится, на имя Петра Сидоровича Иванова, и опять, слава те господи, туда. Куда, куда? Корове под... В обморок, конечно. Ей-богу, кисейная барышня какая-то! Ну, в третий-то раз всё было иначе и по совсем, совсем по другому сценарию. Он вынырнул, огляделся и втихаря приоткрыл картоночку, а там... Ну ясно что: Сидор Иванович, ну про фамилию и пьяный ёжик догадается, Петров. Только, чур, я не ёж.
В общем, пора зафиналить сию грустную,.. нет, грустнейшую,.. трагичес... Ладно. Пошёл этот фрик, которого незнамо как теперь звать-величать в школьную мастерскую. Школьник-недоросль. Взял у какого-то "мелкого" зубило, стырил кусок двадцатислойной фанеры у мастера-преподавателя площадью метр на метр и начал штробить слова. Слова из знакомых букв, которые успел запомнить на занятиях по русскому языку. Целых двадцать две буквы, включая междометия.
Выскреб, значит, название: скрижали. Далее все три своих ФИО, присовокупив сию фразу: "Нет повести печальнее на свете о том, как получали паспорт дети", и закопал на память дорогим потомкам. Правда, где закопал, в последствии благополучно забыл.