Ева и сны
В голове у Евы картины. Прошлого, настоящего, будущего?
Она бывает в других мирах.
Иногда вскакивает поутру счастливая, щебечет, как птица,
А бывает, просыпается в слезах.
Говорит ли она, подолгу молчит — весь дом одухотворяется светом: тихой печалью или (радостным) ликованием.
Она как дождь, который не может молчать, шелестит, нашептывает и погружает в созерцание единства со всем мирозданием, и в этом — моя Ева.
Я мучительно её люблю.

Ева и птицы
Мы переехали за город, где она могла бы слушать птиц с четырёх утра, точнее, с половины пятого, как она утверждает. Потому, что раньше и позже — это разрозненные трели. А с половины пятого начинается концерт. Ну, как можно спать, когда каждый день начинается с такого феерического, восхитительного действа?
Она не понимает.
Так не понимаем мы, как можно соскочить ни свет ни заря, в калошах на босу ногу бежать в сад, холодный от ночной росы, носиться по нему в поисках места, где можно, наконец, замереть и слушать?
Как-то раз я застал её сидящей верхом на старом дереве, простоволосой, в ночной рубахе.
А чего ей было опасаться? В это время все спят.
Я же, мучимый тревожным сном, проснулся и вышел на крыльцо. Я не понял, что ещё так рано: в пятом часу уже рассветает.
Хлопнул дверью громче, чтобы она обратила на меня внимание, негромко крикнул: «Ева, ты не замёрзла? Будь осторожнее!»
Сосна, на которой она сидела, тут же скрыла её ветвями.

Ева и заводная игрушка
Непостижимая Ева, странная и таинственная. В раннем детстве она плакала от писка механического, котёнка, привезённого мной из-за границы.
Все утверждали, что он чудесный. В тот миг, когда увидел его на витрине, мне тоже так казалось: дорогая, модная игрушка, воспроизводящая реальные кошачьи мявки. Повторяющимися циклами.
Может, у всех нас дурной вкус? Может, у всей нашей цивилизации?
Ева любила Куню — тощего, длинного, то ли пса, то ли кота с короткими лапами.
Она утыкалась в его ворсистый мех, засыпая. Его можно было носить с собой, зажав в кулачке, поперёк туловища в том месте, где оно, со временем, податливо перегнулось.
Она нашла и выбрала игрушку сама. Схватила с длинного, заставленного стеллажа магазина в центре, куда мы забежали на минутку, с ней на руках, в поисках подарка крестнику. Потом, в машине, смотрела на зверюшку, прижимала к лицу и улыбалась. Говорить она тогда ещё не умела.
В этом вся Ева. Ей трудно угодить.
А заграничный котёнок стал украшением верхней полки детской, там, откуда не был бы виден. Она так и не полюбила его позже, как надеялись. Сказала, «слишком твердый внутри, как бы костлявый».
Мы утешились её уровнем владения речью и умением объяснить свои чувства.

Ева и мир
Еве скоро 15, она хочет стать журналистом. С большим трудом, по знакомству, я записал её на специальный курс, который идёт в клубе Рабле.
После двух занятий — ушла, обозвав всё чушью.
В чём дело?
Ни в чём. Это не может ей пригодиться.
Нужно идти и делать опрос. В толпе. Ходить и до ушей улыбаться — это правило. Спрашивать что-то глупое и слушать глупые ответы.
Ты бы слышал, о чем нужно спрашивать!
А если отнестись ко всему с юмором, иронией и разок попробовать?
Нет. Ева слишком серьёзна.
Это не наш случай.
Может, ей стоит писать о природе? Об экологах?
Она подумает.
Осторожно, Ева! Ты ходишь по лезвию: где тонкая грань между самодурством, обычным упрямством и ясным осознанием личностью своего предназначения?
Весь наш мир давно ходит по лезвию, папочка.
У тонкой грани, за которым
небытие.