Чем удушливее сон — тем желаннее пробуждение. Нет лучшего лекарства от морока, чем утренний свет, разгоняющий остатки кошмаров. Чашка кофе, поданная любимыми руками, ласковый голос, желающий доброго утра, да хоть бы лай собаки или звонок будильника — и ты уже твердо стоишь в реальности, а твой страх лежит позади, маленький и плоский, как брошенная на пол рубашка. И место ему — в корзине с грязным бельем.

А если до рассвета далеко — лежишь и таращишься в потолок, пока за окнами не забрезжит заря, молясь, чтобы ночные химеры не утащили тебя снова в царство ужаса.

Но она не могла проснуться, как ни пыталась. Только переходила из одного иллюзорного мира в другой. Как будто блуждала по бесконечным комнатам внутри большого дома, не умея найти выход.

Она стояла на холме — связанная, с прозрачной лентой на глазах, одновременно слепая и зрячая — и смотрела вниз на город, над которым кружилась саранча. Подвижные желто-серые тучи, издали напоминавшие кучевые облака, подсвеченные закатным солнцем. Красивые, но что-то в них ощущалось болезненное, мерзкое, опасное. Словно бесформенная раковая опухоль захватывала тихие улицы, метастазируя в дома и заражая их ни о чем не подозревающих обитателей.

И — так бывает, конечно, только во сне — словно через гигантскую лупу она видела крылатых кузнечиков и знала, что эти твари хищные, способные поедать не только растения, но и человеческую плоть.

На город упала яркая звезда, и он рассыпался, точно конструктор лего. Взметнулся к лиловому небу черный дым. Внизу, под холмом, умирали люди, сожженные заживо, придавленные обломками зданий, размолотые и разодранные на части — и каждая их смерть отзывалась болью в ее теле. Она корчилась, не в силах разорвать веревки, словно пронзенная десятками мечей, и в то же время понимая, что все это сон... мутный, кошмарный сон, из которого надо вырваться. Еще одна попытка... отчаянный рывок наверх...

У нее почти получилось. Она как будто очнулась и лежала на сухой траве под странным пологом из веток и звезд. Но и это оказалось всего лишь окном в другое сновидение. Не успела она удивиться, как мираж смялся, сделавшись тонким, как целлофан, порвался и сгинул.

Перед огромной дверью выстроилась очередь. Люди стояли, прислонившись к стенам или сидели на корточках — но не группами или парами, а каждый сам по себе. Они как будто боялись прикоснуться друг к другу.

- Будете за мной, - сообщила худая женщина с землистым лицом, испуганно отшатнувшись.

- За вами — куда?

- В левую дверь.

- И что там?

Женщина пожала плечами.

- Увидите, когда войдете. Никто не знает.

На самом деле ей было все равно, что находится за левой дверью, и совсем не хотелось туда. Не скитаться по иллюзиям, а вернуться в свой собственный мир — в уютную спальню, вот о чем она мечтала, и пусть звонит ненавистный будильник, выдергивая из теплой постели. Пусть будет все, что угодно, только не эта карусель образов, смыслов, тревожных и неясных символов.

Почему она не может проснуться?

Она видела, что вокруг нее одни зомби. Говорящие и ходячие трупы с холодными руками и лицами, с бутылочным стеклом в глазах и крохотной, как фитиль керосинки, искоркой в сердце — последней частицей жизни. Чтобы сберечь это едва тлеющее зерно, эту горошину тепла, они сторонились друг друга, окружая себя плотной капсулой равнодушия, не тянулись друг к другу лучами света, словами поддержки и любви, уклонялись от объятий и слияния аур. Мертвые клетки. Разорванная нейросеть.

- Я не могу здесь больше! - в панике закричала она. - Выпустите меня отсюда!

Крик покатился по стенам, отразился от пола, усилившись во много раз, и достиг ушей тех, кто находится за переделами всего сущего.

Ответ пришел сразу.

- Нам очень жаль. Но пока ты спала, на город упали бомбы. Твой дом разрушен, и твоего тела больше нет. Тебе некуда просыпаться.

Голос не успел отзвучать, а она уже знала, что это правда, что иной правды нет и не будет. Говорят, что смерть во сне — легкая смерть. Ложь. Нет ничего страшнее, чем очутиться в ловушке ночных кошмаров, зная, что дверь в нормальный мир захлопнулась и ключ потерян.

- Так, значит, это был не сон? - жалобно спросила она.

- Мы не знаем, что тебе снится. Это все игры твоего разума. На самом деле ты идешь.

Она смутилась и поняла, что, действительно, идет. Исчезли зомби, левая дверь и дымные развалины. Она шла по бесконечному темному коридору, неся в руке дрожащий свет, и черные скалы вздымались вокруг, как океанские волны. Злые и разумные, они скалились на фоне тошнотворной небесной желтизны. Того и гляди сожрут заблудшую душу, слабую женщину, маленькую девочку...



Теплая рука легла ей на лоб, и девочка распахнула глаза — яркие, как у совенка, полные боли и ужаса.

- Тише... тише... Не надо плакать. Тебе приснился плохой сон.

- Мама, - пискнула девочка, - мне снилось, что я умерла.

Ошметки фантомов еще витали в воздухе, будто клочья черной сажи, никак не желая рассеиваться.

Мама ласково поглаживала дочкины волосы.

- Это всего лишь сон. Не бойся, милая, все хорошо. Скоро утро.

Девочка хотела объяснить, почему ее сон — правда, но слова толпились в голове и не шли на язык, словно в мозгу стояла заслонка.

Она тонула в маминых глазах цвета спитого чая — таких глубоких и прозрачных, как воды ручья, слегка подкрашенные мягкой желтизной палой листвы. И, словно камни поперек течения, сияли узкие черные зрачки.

«Моя мама — не человек, - сонно подумала девочка. - Да и я, наверное, тоже».

- Мама, ты — Бог? - спросила, внутренне замирая.

Но та лишь ласково покачала головой.

- Моя умница. Спи. Больше не будет плохих снов.

- Я не хочу возвращаться туда, - пробормотала девочка.

Ее взгляд скользнул к окну, уже посеребренному легким дыханием рассвета. За оконным стеклом маячила рябиновая ветка с красными ягодами и тихо падал снег. Ни войны, ни пожаров, ни смерти. Они остались на другой стороне земли, где все плохо, перевернуто с ног на голову, неправильно.

- Не надо возвращаться. Спи, моя хорошая, - настойчиво повторил мамин голос, и она послушно закрыла глаза, потому что можно верить или не верить снам, но нельзя не доверять маме.

Девочка спала, забывая кто она и кем была раньше. Забывая, что планета — круглая. Что смерть — необратима, а время течет только в одну сторону. Все, чему ее когда-то учили в школе, осыпалось в снег морозными горошинами перезревших ягод.

А в это время вселенский океан смывал кровь с другой стороны земли и огромная черепаха крепкими костяными челюстями пережевывала остатки кошмаров.